Жанры народной прозы и поверья

Сказки, былички («былицы», «былины», «бай­ки», «басни»), поверья, легенды, притчи, предсказа­ния и другие жанры словесного фольклора играют одну из ведущих ролей в жанровой системе тради­ции центрально-псковской зоны.
Экспедициями записаны волшебные и бытовые сказки, сказки о животных; тексты, отдельные сю­жеты и сюжетные мотивы сказок, известных по за­писям А. С. Пушкина или представляющих народ­ную переработку его произведений. Некоторые сю­жеты (например, о «проклёнышах») особенно пока­зательны для местной фольклорной традиции и мо­гут встречаться как в виде сказки, так и былички: например, в основе былички о проклятой девушке из д. Авинищи Бежаницкого района (5213-20) и сказки «Проклятая царская дочь» из д. Черницкое Опочецкого района (2299-06) лежат общие сюжет­ные мотивы (сказкам посвящена Часть IX настоя­щего издания).
Содержание быличек и поверий оказывается чрезвычайно разнообразным: о «проклёнышах», о колдунах (ведьмах) и колдовстве, колдунах-оборот­нях, привидениях («привиждёниях»), русалках, чер­тях («шишках и шишйцах»), о покойниках, домо­вом, о летучих и простых змеях, птицах, оугромо-вых стрелах, о кладах. Данная группа жанров отно­сится к корпусу текстов, принадлежащих общерус­скому или даже общеславянскому фонду. Именно сюжетный и образный строй быличек и поверий, наряду с волшебными сказками и заговорами, вос­ходит к архаичным представлениям, обусловлен­ным мифологическим сознанием. Особенный инте­рес вызывает то, что этот пласт фольклора отлича­ется хорошей сохранностью и устойчивостью в тра­диции, в отличие от обрядового песенного фольк­лора. Так, большинство текстов с развитыми сюже­тами о проклятых людях, превращенных в зверей или птиц, о «шишках», «шишйцах» и прочих, за­фиксировано в конце 1990-х годов (экспедиции 1998-1999 гг. в Пушкино-Горский, Новоржевский, Бежаницкий районы).
Повсеместно в Новоржевском, Пушкино-Гор­ском районах записаны предания о святых источни­ках с целебной водой, образовавшихся на месте провалившейся церкви (города, старинного клад­бища). Граница распространения вариантов сюже­та открыта с северной стороны и выходит за рамки центрально-псковской зоны. В южном направле-
нии — в Опочецком и Красногородском районах -подобные предания не были записаны.
Часто рассказчики обращают внимание на то, что в современном мире люди перестали видеть чертей, русалок и прочую нечисть (теперь не «при-виждается»). Происходит это, по их мнению, пото­му, что сами люди стали как «лёшие» — в церковь не ходят, Богу не молятся (Новорж., Яконово 5033-15). Рассказчица из д. Залог Новоржевского района ве­рит, что есть «какая-то сила» (божественная), толь­ко «мы уже обессилели», потому что сами стали «шашками», «убиваем душу» (Новорж., Залог 5036-29). Распространены также предсказания о конце света, притчи о хождении Иисуса Христа по земле.

В данном разделе представлены основные сю­жеты жанров устной прозы в сокращенном изложе­нии, в том же речевом стиле, как они рассказаны ис­полнителями. При переизложении сюжетов текст в кавычках обозначает не только прямую речь персо­нажа, но также фрагмент расшифровки дословной речи исполнителя (наиболее яркие речевые оборо­ты). Отдельно представлены некоторые образцы полных текстов легенд, быличек, поверий в рас­шифровке.

ЛЕГЕНДЫ, РАССКАЗЫ ОБ ИСТОРИИ КРАЯ

—  Пресвятая Богородица мылась в Луговской речке. На Синициной горе стояла часовня, там ле­жал камень, на котором сидела Богородица (П.-Г., Подкрестье 5028-15).
—  Посреди д. Софино лежал большой жертвен­ный камень — «больше стола» (около трех метров в длину), посередине округлен — «как тарелка» (П.-Г., Долматово 5027-11).
—  На Бариновой горке в д. Бочарове есть «свя­той ключ», из которого «бьются клубни воды с ку­риное яйцо». Женщине приснилось, что можно вылечить глаза, если на восходе солнца пойти на Баринову горку, поклониться колодцу три раза, взять воды и умыть глаза (Новорж., Черняково* 5215-07,08).
—  Есть колодец («кипун») в деревне, в нем ле­чебная вода. Люди приезжают, берут (П.-Г., Осни-ца 5041-07).
—  У д. Сапельниково был ключик в бору. Гово­рят, что там церковь провалилась, и возникла во-
ронка с родником. Эта вода лечебная (ею лечили глаза). У ключика оставляли платки, полотенца, ленты (привязывали на ветки деревьев) (Новорж., Усадище 5025-23). На горе был «кипунок» (родник). Рассказывают, что он возник на том месте, где цер­ковь провалилась вместе с народом (Новорж., Стё-хово 5030-25).
—  Дубковская гора — раньше там стояла цер­ковь. По преданию, когда-то на этом месте был го­род, но он провалился, и образовалась гора. Сейчас на горе находится кладбище, никто не помнит, «ког­да оно начавши» («от веку»), и на самой вершине -ключ с целебной водой (Новорж., Яконово 5032-17).
—  Большая гора образовалась на месте прова­лившейся церкви. На горе стоит столб, и когда бьют по столбу, в горе «завизжит» (Новорж., Суха-рево ВФ 156-46).
—  Старики говорили, что на горе стояла цер­ковь, она провалилась, и на вершине горы образо­вался котлован (П.-Г., Крылово 5023-10).
—  Давно (еще «до родителей») было в округе 25 церквей. На месте поля раньше было кладбище, на­зывалось «могилы» — там провалилась церковь. На этом поле женщины находили кости (П.-Г., Чухны 5024-01).
—  Ниже «Ворониця» был город, в котором было 40 церквей (так «по писанию», мама говори­ла). В д. Воронич стоявшая на городище церковь то ли провалилась, то ли сгорела (П.-Г., Воронич, 4993-26).
—  Раньше были церкви, потом они провали­лись, и получилось три холма. Когда в Пушкинских Горах в церкви звонили, ребятишки бежали к хол­мам, припадали ухом к земле и слышали звон из-под земли. Потом эти холмы распахали и нашли много костей (П.-Г., Осница 5041-06).
—  Говорят, что на месте, где сейчас большая яма, церковь ушла под землю. У д. Мартюши в ле­су есть городище — большая гора, а на вершине сто­ит колодец. Молодежь ходила туда и прислушива­лась — слышно из-под земли, как там звонят, поют (Новорж., Вишлёво 5042-19, 20).
—  Местность называлась «Гадова гряда» — там водилось много змей. У д. Кунево было городище (там людей хоронили) и часовня. В д. Велье церковь провалилась (П.-Г., Долматово 5027-09).
—  Название «Святые Горы» происходит от того случая, когда было видение Божьей Матери (П.-Г., Подборье 5021-38, 5022-01); «Святые Горы» потому так называются, что Господь по ним ходил (П.-Г., Подкрестье 5028-15).
—  Название «Подкрестье» возникло от того, что тут стоял крест (П.-Г., Подкрестье 5028-15).
—  Озеро названо Белогуль, потому что в церкви на колокольне жили три белых голубя (П.-Г., Кры­лово 5023-10).
—  Озеро Посадниковское прежде называлось Шаршно, а с. Посадниковское — это старое наиме­нование деревни. Там сохранилась разрушенная Казанская церковь (Новорж., Крутцы 4998-24).
—  Раньше в д. Ашево был дворец Екатерины, много старинных домов, хорошая церковь (в ней были самые лучшие колокола во всей округе). Ека­терина строила дорогу Петербург — Киев, которая проходила через эту деревню. В деревне был посто­ялый двор, там Екатерина меняла лошадей (Беж., Ашево 5190-22).
—  В д. Алтун был огромный замок у князя Львова (разрушили немцы). К нему нанимались на работу (ключник, нарядчик, садовник), он платил сразу за отработанный день, а в субботу после ра­боты давал 150 грамм спирту и селедку — все гуля­ли. Для барина искали в лесу гнёзда орла, он пла­тил 50 копеек (Новорж., Лябино 5209-14).
—  До войны была железная дорога на Пушго-ры, мосты были через реки Милья и Сороть. В де­ревне была двухэтажная мельница, потом мельница «пошла по рукам» (Новорж., Свиномурово — Фер-ково* 4995-03).
—  «Турки шли, детей на колья сажали» — мать рассказывала. Похоронены в «могильниках» турки, там сосны растут (Новорж., Свиномурово — Ферко-во* 4995-03).
ПРИТЧИ
—  Спаситель увидел, что мужик городит изго­родь из соломы, и спросил: его: «Зачем такую изго­родь делаешь, она обвалится». А тот ответил, что будет жить только три дня. Раньше люди знали, сколько будут жить. После этого случая Господь «дал нам» — что «мы не знаем, когда мы помрём» (Новорж., Залог 5037-28).
—  Шёл Иисус Христос с 12 учениками. Они хо­тели пить. Встретили женщину с девочкой, которые жали рожь. Иисус Христос попросил пить. Женщи­на махнула рукой («ей некогда»), а девочка побежа­ла и принесла чашу кваса. Так как женщине было некогда, Иисус сказал: «пускай до гроба вам всё не­когда» (из-за этого женщины много работают, и им «всё некогда»). Один из учеников спросил Христа, как он отблагодарит девочку. «Я нашлю ей за-лихёцкую пьяницу, чтобы до гроба с ним жила» (значит, она на этом свете отмучается, его не дове­дет «до худого», а сама пойдет в рай). В Писании сказано, что Господь подаёт — «не всё радость». Ес­ли Господь не будет подавать скорби, то мы Его за­будем (Новорж., Залог 5037-29, 5038-01).
—  Пророки писали, в каком городе родится Христос. В Вифлееме погибло 14 тысяч младенцев из-за того, что Мать Христа в этом городе не пус­тили на ночлег. Бог рассердился, что «младенец
святой родится, а вы не дали приют» (Новорж., Черняково* 5219-11).

ПОВЕРЬЯ И БЫЛИЧКИ

•Ф- Громовые стрелы
—  Девочка и бабушка пасли скот, поднялась гроза, они встали под елку и увидели, как летела «стрела» (полтора метра длиной, с наконечником). «Стрела» ударила прямо в землю, пошел дым стол­бом, и образовалась яма. В другой раз «стрела» вле­тела к дяде в дом, прошла через шкаф и вылетела в трубу. «Стрелы» убивали людей: в колхозе метали сено, и, при наступлении грозы, один мужчина за­рылся в стог, «стрела» попала в стог и убила этого мужчину (Новорж., Залог 5038-05).
•ф- Летучие змеи
—  Летучие змеи бывают — летают, как птицы, нападают на человека, кусают. Перед д. Вехно на одного мужчину напал летучий гад. Мужчина убе­жал. Чтобы спастись, читал Воскресную молитву (Новорж., Залог 5038-08).
—  В детстве видела летучего змея: когда пасли стадо, увидела, как по канаве бежал небольшой (полметра) змей — «голова круглая, как ковшик, хвост — как у рыбы и на маленьких ножках». Тако­го змея больше никто не видел — наверное, у него есть крылья, а может — «перекидывается клубком» (Новорж., Залог 5038-09).
?*• Змеи1
—  Гремучая змея очень ядовитая. Надо приго­варивать («причитывать»): «Гримучая змея, падай яд свой назад». У гремучей змеи — гребень как у пе­туха («питуна»)2 (Новорж., Черняково* 5219-25).
—  Змеи «щенятся» на дереве. Однажды ходили «в черники», увидели большую черную змею на «берёзине». Убили змею, у нее оказалось 14 «ря­бых» змеенышей (Новорж., Соболицы 5017-28).
—   Гады разные: красные, белые, черные, водя­ные. Бывает, что гад свивается и нападает (Но­ворж., Залог 5038-10, 12).
—  Ужи в домах живут. Мачеха рассказчицы на­ливала ужу парное молоко. Уж приходил поесть -молока попьёт и разворачивается на крыльце, до­вольный (Новорж., Залог 5038-10, 12).
—  Старец ходил по деревням, побирался. Сел отдохнуть на камень и увидел, как из-под камня вы­полз гад и стал сосать у кошки молоко. Старик ос­тановился на ночлег. Утром он рассказал хозяйке про кошку и гада. Оказалось, что кошка окотилась, и котят закопали под камень. Поэтому кошка ходи­ла к камню, а вместо котят выползал гад. Когда старец рассказал о том, что видел, хозяйка решила убить кошку. Как только старец стал выходить из-
за стола, кошка набросилась и выцарапала ему гла­за (Новорж., Залог 5038-11).
—  На Святки веретёна прячут, иначе летом бу­дут попадаться змеи (Новорж., Гускино РФ 155-54).
—  Нельзя убивать змею, которая тебя укусила, потому что на закате солнца она возвращается к то­му, кого укусила, и забирает свой яд. Если укусила змея, то нельзя входить под крышу дома (двора); надо заговаривать от укуса змеи вечером, до захода солнца (Новорж., Грибаново 5004-36).
«- Птицы (аист, сорока, сова, кукушка)
—  Аист ходит по крыше — плохая примета, предвещает пожар в доме (П.-Г., Крылово 5022-15).
—  Люди говорили, что сорока приносит вести -письмо будет или гости приедут (Новорж., Кораб-лёво 5002-22).
—  Сова «плачет» — плохое предвещает (Но­ворж., Усадище 5026-02).
—  Если кукушка в первый раз закукует на голый лес, то год будет неурожайный, если на распустив­шийся — то урожайный (Новорж., Усадище 5026-02).
—  Если кукушку первый раз услышишь на го­лодный желудок, то будешь весь год голодным, ес­ли нет в кармане денег — весь год будешь без денег (П.-Г., Долматово 5028-02; Чухны 5024-14).
—  Бабушка учила: «забирай деньги, скоро будя кукушка куковать». Нужно обязательно носить с собой деньги, потому что если в момент первого ку­кованья будешь с деньгами, то жених будет бога­тый, а если окажешься без денег — будет жених бед­ный (Новорж., Свиномурово — Ферково* 4995-07).
—  Прислушивались, с какой стороны кукушка кукует: с левой стороны — плохо, с правой — хорошо (П.-Г., Чухны 5024-14).
—  Если плачешь, и закукует первый раз кукуш­ка — значит, будешь весь год плакать (П.-Г., Селих-ново 4994-27).
—  Кукушка в деревню прилетела и кукует — к покойнику, кукушка весть сообщает (П.-Г., Бирюли 5023-15).
—  Если кукушка кукует в деревне — к пожару, нехорошо в семье будет (у того, в чьем саду закуко­вала) (Новорж., Усадище 5026-02).
—  Если в деревне кукушка кукует около какого-нибудь дома, там девушка забеременеет незамуж­няя (Новорж., Губкино 5029-12).
—  Спрашивали: «Кукушка, кукушка, сколько мне лет осталось?» (П.-Г., Чухны 5024-14).
—  У кукушки спрашивали: «Кукушка, кукушка, скоро я замуж выйду?» (Новорж., Варитино 5019-23).
—  Если кукушка закукует рано утром, то те женщины, у которых умерли дети, выходили на улицу и оплакивали детей, «плакали голосом». Так­же и женщины, сделавшие аборты, «каялись на ку­кушку» (Новорж., Варитино 5019-23).
—   На кукушку причитали — «заголося, как куку-шечка» (Новорж., Усадище 5026-02; см. также: «Со­держание поэтических текстов похоронных и поми­нальных причитаний, причитаний на кукушку»).
•Ф- О «проклятых» («проклёнуши», «проклёнутые» люди)3
—   Лягушка и кукушка — «проклёнутые» родите­лями люди. Лягушку нельзя бить, потому что она человек. «Кукушку нельзя стрелять» (Новорж., До-рожкино 5050-21, 22, 24). Раньше родители прокли­нали детей — «будь ты лягухой» или «штоб тебе век куковать», — и они превращались в лягушку или в кукушку («проклёныши»). Отец говорил, что ля­гушку нельзя трогать, потому что у нее пальцы, как у человека. «Может, все звери такие» (Новорж., За­лог 5036-22).
—   Мать прокляла своих детей, они преврати­лись в воронов и вылетели в окно, каркали. Потом вернулись и опять стали ее детьми (Новорж., Ко-раблёво 5003-28).
—   Если мать проклянет младенца, то он пере­стает расти и все время плачет, пока не придет зна­ющий человек (либо сам проклятый) и не бросит «ребенка» об пол (или разрубит его топором), тог­да окажется, что это было осиновое полено (Но­ворж., Дорожкино 5049-16; Ладино 5006-31; см. так­же «Образцы текстов», №№ 7, 9).
—   Мать прокляла своего ребенка, и он пропал. Был слышен только его плач (как под землей). Ре­бенка так и не нашли (нельзя на детей браниться) (Новорж., Яконово 5033-14). Старые говорили, что если мать проклянет ребенка, то его схватят «беси» или «шашкй»; если сделать крестик из соломы (или из травы) и накинуть на ребенка, то бесы отстанут (Новорж., Стёхово 5030-21; см. также «Образцы текстов», № 10).
—   Могла проклясть только родная мать своим словом. Считалось, что материнское слово «в дно моря опустя и со дна моря достанет». Старшая дочь ушла без спроса, а мать её прокляла: «Ты крутись, ты круче нёвручей!». С тех пор у дочери жизнь бы­ла плохая (Новорж., Малое Алешно 5001-08).
—   Нельзя ругать людей словами: «Что ты, змей, ошалел!», «Что, поганик, ошалел!», «Чёрт тебя ло­мает!» — так проклинают, из-за этого «Бабы Яге бе­рутся и Деды Яге». Мужа нельзя ругать: «Гадюка, штоб ты сдох…», иначе, если забеременеешь, то ро­дишь неполноценного ребенка (Новорж., Черняко-во* 5216-24).
•Ф Русалки4
—   Русалка — «хохлатая». Выскакивает из воды. Как ласка (зверек) (П.-Г., Кишкино — Опоч., Меле-хово* 5011-16). Говорили, что у русалки длинные волосы (Новорж., Варитино 5020-03). Русалка — де-
вица раздетая, волосы распущены, по ржи бегает (П.-Г., Кириллово 5009-05).
—  Девушки пугали друг друга — «вот русалка побёгла». В старину говорили, что если русалка поймает, то будет щекотать до смерти (Новорж., Губкино 5030-35). Русалки «съядуть или зашчако-чут» (П.-Г., Галичино — Рубилово* 4995-20).
—   Русалки живут в воде и во ржи (П.-Г., Астах-ново 5008-17).
, — Раньше русалки жили во ржи, в гнездах. Ве­чером не давали бабам жать. Русалки могли жен­щин хватать за волосы, если те не уходили вечером с поля. Говорят, что на зиму русалки перебирались в «рей» (в ригу), где люди молотят рожь. Детей «по-лохали» (пугали) русалками, чтобы не забирались в риге на колосники и не мазались в саже (Новорж., Перхово 5002-04, 06).
—  Детей «полохали», говорили: «Русалка ва ржи. Выскаче са ржи».5 Пугали ребенка, если он за­плачет: «Малчй! А то русалка выскаче са ржи» (П.-Г., Снегово, 5044-03).
—   Старики пугали детей: нельзя на озеро хо­дить, там русалки, черти (П.-Г., Бирюли 5023-13). «Былйцы» детям рассказывали о русалках: «не хо­дите в реку — там русалки», в лесу, у пруда. Женщи­ны под видом русалок пугали детей: «Распустит во­лоса <…> просто нарошно.  Ну вот, сдёлаетца страшная, штоб ребяток напугать, штоб они не хо­дили в реку» (П.-Г., Селихново 4997-14).
—  Чтобы дети не рвали горох, их пугали, что в горохе русалки водятся: русалка «хохлатая», воло­сы распущенные, одежда рваная, сама грязная, во­лосатая (Новорж., Малое Алешно 5001-13).
—   Рассказывают, что в ночь на Ивана бегают русалки и колдуньи, люди их боялись. Некоторые оборачивались или «обдёлавались» (рядились) ру­салками, другие кричали: «Пабяжймти, рябяты, вот русалка тута!» (Новорж., Кораблёво 5003-29).
•Ф- Черти («шишки», «шишицы», «чернецы», «бесы»)
—   Если на Святках не успеешь кудель допрясть, считалось, что придут «чернецы» (черти) и все спу­тают: «Надо бросать работать, а то уже чернецы за­бегали» (Новорж., Перхово 5001-40).

—   «Шашкй» подвязывались широкими (как шарфы) кушаками. «Шашкй» сами маленькие, се­ренькие. В ригах могли привидеться «шашкй», они любят, где тепло (Новорж., Кораблёво 5003-56; Перхово 5002-04, 06). «Шашкй» «во рыб» (в риге, гумне). Где есть печки, там и «шашкй» (Новорж., Бабихино ВФ 155-35).
—   В баню ходили до захода солнца. Как солнце закатилось — черти моются в бане (Новорж., Черня-ково* 5216-20). Ночью, после двенадцати часов (особенно на Иванов день) нельзя в баню ходить. В
это время бесы (черти с длинными хвостами, «шиш­ки») парятся, кричат или сидят на лавках, играют в гармонь, пляшут. После двенадцати часов черти ис­чезают («отпарились гады рябыи»). Если придет че­ловек, то они разбегаются, но могут «в каменку втиснуть» (Беж., Горенье 5214-24; Новорж., Кораб-лёво 5003-52; Перхово 5001-39, 40; Ровное 5211-25; П.-Г, Коршилово 5026-21).6
—  Чертей видели в риге. Дед пек в риге картош­ку в печи, а черт («шашбк») ее крал. Тогда он поло­жил вместе с картошкой камни. Стал караулить. Пришел черт, начал щупать картошку. Как попа­дется картошка: «О, эта пбкша, эта — мне, — а как ка­мень: — Эта не покша, эта — деду». Дед его «кием» огрел два раза, с тех пор «привиждёния» не стало (Беж., Авинищи 5213-21; см. также «Образцы текс­тов», № 16).
—  С гумна катались «шашки» с бубенцами (Беж., Горенье 5214-23).
—  Мужик был на «гулянке», когда прочитал молитву, оказался в темном гумне (П.-Г., Зимари 2261-02).
—  Один хотел «задавиться», решил испытать -метлу в гумне повесил. Не успел отпустить метлу, а «шешкй» уже в ладоши захлопали (думали, что он в петле). Это радость «шешкам», потому что удавлен­ников батюшка не «проводит» («это непрощальный грех») (Новорж., Залог 5038-27).
—  Парня-гармониста пригласили на «свадьбу» — на самом деле «шешкй» привезли его в гумно. Когда после «свадьбы» он пришел за спрятанными деньгами, то увидел, что в этом гумне повесилась девушка, которой он изменил (оставил беременной) (Новорж., Залог 5038-26).
—  В плохую погоду черти мохнатые приходили со ржаного поля и прятались в сенях . Черти живут «на болотине», людей с пути сбивают (Новорж., Перхово 5001-39, 40).
—  На Иванов день видели лешего: собака вы­шла из болота (П.-Г., Бабины 2282-07).
—  «Шашкй» заводили людей.7 Отец ехал на ра­боту, а за ним гнался «шашбк». «Шашбк» выглядит как человек, но с рогами и копытами (Новорж., Ровное 5211-24).
—  Парень шел с гулянья, и ему привиделось, что их корова бегает по снегу. Он хотел загнать ко­рову, измучился, но она убежала. Утром стали смо­треть — коровьих следов нет, только его следы. Го-ворят,что это «шашкй» привиделись (Беж., Горенье 5214-21).
—  Женщина шла вечером через лес, несла ма­ленького ребенка (муж уснул и не встретил ее). К ней подошел черт в облике человека: «Ну, давай, я понесу!». Женщина отдала ребенка, и ребенок упал на землю. Черт захлопал в ладоши и пошел (Но­ворж., Адорье 5005-32).8
—  К пьянице подскочил чертенок («неболь-шёнький»):  «Пойдём выпьем».  Мужик вытянул жердину из изгороди, хотел ударить: «Господи, что ж то мне не в силу!». Чертенок захлопал в ладоши и ушел в баню. Выглядел как человек, только малень­кий (Новорж., Залог 5036-16).
—  Пьяного мужчину (в отдельных рассказах -женщину) черти («шашкй», леший) в облике людей «провожают» — заводят на камень («на печку»), за­ставляют раздеваться, разуваться и укладывают спать. По некоторым свидетельствам, человек мо­жет опомниться от пения петуха («в двенадцать ча­сов») (Беж., Авинищи 5213-24; Горенье 5214-22; Но­ворж., Малое Алешно 5001-09; Яконово 5033-12; см. также «Образцы текстов», № 19).9
—  Женщина шла с кладбища, присела отдох­нуть на фундаменте недостроенной церкви и увиде­ла «прохожего», пригласила его посидеть рядом. Тот сказал: «Нет, я уже всё своё сделал, наотдыхал-си, нет ничавб!» — захлопал в ладоши и побежал. Это «шашбк» ходит возле недостроенной церкви потому, что теперь никто в Бога не верит. «Приви-жалось» людям (Новорж., Адорье 5005-35).
—  К «варажйлке» хадили «шашкй»: в бане в уг­лу «заваяло» (завыло) — «за мной пришли»; приви­делись две «собаки» — хвостами вертят, «ветер па из­бы» (Новорж., Бабихино 5173, ВФ 155-37).
—  «Шашкй» просили работу у «варажйлки»: «Дай какой-нибудь работы, дай какой-нибудь ра­боты…». Она взяла семя льняное, по болоту рассы­пала и сказала: «Идите соберите». «Шашкй» от нее отстали — «где ж ты семя соберёшь в болоте, во мху?» (Новорж., Бабихино 5173, ВФ 155-37).    —
—  В войну «показывала» на воде: жив муж или нет. Один раз увидела собаку («шашбк»), закрыла все, легла спать. Всю ночь стенки ломают, гоняется «шашбк» с ковшом — хохлатый, как медведь с рога­ми, огромный. Встала на колени, просила у Бога прощения: «Прости, Божья Матерь…» (Новорж., Залог 5037-09, 11).
—  Нельзя ругаться матом. У тех, кто ругается, водятся «шашкй» (Беж., Горенье 5214-24; см. также «Образцы текстов», № 21).
—  Мужик (Николай Фаденников) ругался ма­том, поминал Бога, Христа. Из-за этого у него по­лучился заворот кишок, и он умер. При смерти «ко­за» пришла и блеяла, «собака» лизала ему лицо -это черти вокруг него; «это уже душа пошла к худо­му делу» (Новорж., Черняково* 5219-28).
—  «Шашкй» ссорят («сатанят») людей. Слепой человек, чтобы излечиться, пришел на берег омыть глаза росой. Там услышал разговор двух «шашков» — кто кого «сатанйл». Одному из «шашкбв» не уда­лось поссорить братьев — мать села между ними. На следующий день пошел на берег другой мужик, а «шашкй» его заметили и убили. Господь Бог — дух
хороший, а нечистая сила, «шашок» — худой дух (Новорж., Бороденки 5051-05).
—   Женщина много плакала по покойнику. Од­нажды кто-то зашевелился под кроватью, и она увидела, как над кроватью вынули три потолочи­ны, спустили цепь, и полезли черти с хвостами. Она стала молиться, те ушли и взяли кого-то из-под кро­вати. Женщина с тех пор перестала плакать, а по­минала умершего (П.-Г., Осница 5041-08).
—   В двенадцать часов ночи к девушке приезжа­ет на конях «жених»: «Собирайся». Поехали, а же­них молчит. Она перекрестилась и очутилась на го­ре, одна, ночью (Опоч., Мощеново 1663-42).
—   «Шишок» (черт) ходит ко вдове (или к жен­щине, у которой муж в отъезде) в облике ее мужа; она его кормит, укладывает спать. Чтобы не ходил черт, приглашали батюшку окропить дом святой водой (Новорж., Залог 5038-21, 25; см. также «Об­разцы текстов», №№ 24, 25).
—   На берегу реки жил старик, к нему повади­лись бесы. У него под столом жил медведь. Бесы едят, а медведь из-под стола хватает. Бесы его по лапе несколько раз стукнули, медведь перевернул стол. Бесы убежали и больше не стали ходить (П.-Г., Коршилово 5026-22).
•*? Домовой, дворовой10
—  Дворовик в хлеве (в облике хозяина) расчесы­вал коням гривы, заплетал косы. Какую скотину полюбит — будет ухаживать (Новорж., Губкино 5030-35). Утром домовой показался в облике отца, чистил лошадь. Если дворовой скотину не любит, то замучает ее — это значит «скотина не ко двору» (Новорж., Перхово 5001-41). Если домовой невзлю­бит скотину (масть не понравится), то будет гонять ее по ночам до поту, скотина будет «сохнуть». В этом случае надо менять корову (П.-Г., Астахново 5008-17).
—   Если вечером избу «не выпашешь» (не подме­тешь), то ночью по избе будет ходить домовой (Но­ворж., Кораблёво 5003-57).
—  Домовой — вроде черта, приходит по ночам (Новорж., Ладино — Ковальки* 5007-30, 31).
—   Ночью девочка пошла мимо печки и увидела, как кошка прыгнула в дырку между печкой и стен­кой — это был домовой (Новорж., Залог 5038-14).
—  Домовой — это гад, змея в поле (Новорж., Ве­ска-Бачиха* 5017-03).
—   Мужчина на Пасху повесился, а потом каж­дый вечер в саду «охал» домовой. Братья пошли с ружьями, хотели его убить. А покойный вышел из-за сарая в белом саване. Чтобы он больше не появ­лялся, батюшка обошел кругом с кадилом. Удав­ленников и утопленников в церкви не отпевают, по­этому домовой и «охал» по хозяину (Новорж., Пер­хово 5001-42).
•*? «Привиждения»
—   В Иванов день женщина увидела, что кто-то ползет — как огонь горит, шляпа розовая, когда подбежала собака, все исчезло (Новорж., Вишлёво
— Мартюши* 5042-02).
—   Пошел отец с двумя товарищами на празд­ник в д. Крутцы. Рядом с ними шла «собака» — «го­рит, как огонь». Подошли к реке Любавке, вокруг все зазвенело, а «собака» провалилась под мост (Новорж., Малое Алешно 5001-10).
—   Парень шел с гулянья, взяв с собой гирю (для защиты). Появилась собачка (привидение), он ее ударил гирей, а попал себе по ноге (Новорж., Яко-ново 5033-11).
—  Девушки шли с гулянки ночью, им привиде­лась черная корова, они убежали. На второй день пошли — корзина катилась по дороге на них, они опять убежали домой (Опоч., Мощеново 1663-42).
—   В д. Дуброво течет река, которая делит дерев­ню пополам, через реку есть мост. На этом мосту в двенадцать часов ночи что-нибудь «привиждает-ся»: то покойника несут, «попам поют», то колду­ньи идут (Новорж., Кораблёво 5003-53).

—   Раньше боялись ходить на перекрестки дорог, потому что там покойники людей «перенимають», или что-нибудь «привиждается». На перекрестке мог появиться незнакомый человек и молча следо­вать за тобой (Новорж., Кораблёво 5003-54, 55).
—   На городище были старые могилы, и там «привйживалось» — кто-то выбегал в красных ру­башках (может быть, это покойники), поэтому туда боялись ходить (Новорж., Вишлёво — Мартюши* 5042-21).
—   Ехали двое на машине, увидели голую жен­щину на дороге, дали ей одежду, посадили в кузов, потом она исчезла — «привижёнье» было (Новорж., Стёхово 5030-23).
—   Когда мужчина возвращался из г. Острова, куда ездил на заработки, кто-то привязался к лоша­ди и вел ее, тянул (при этом никого не было видно). Он молился, крестился, ничего не помогло (П.-Г., Попова Гора 5025-21).
—   Вся семья уехала в гости, а детей оставили до­ма. Ночью в двенадцать часов открылась дверь (хо­тя все двери были заперты), и зашли двое в белом, стали переговариваться. Девочка сказала: «Госпо­ди Боже, благослови!» — и пошла на них, чтобы схватить их «в охапку». Сразу никого не стало. Так повторялось три раза. Потом она пошла проверять
—  все двери оказались открытыми настежь (П.-Г., Попова Гора 5025-22).
—   По дороге в д. Степенино отец увидел челове­ка — «от земли до неба», который шел ему навстре­чу. Отец нагнулся, прочел Воскресную молитву. Когда открыл глаза, никого не стало (Беж., Авини-щи 5213-23).
—  Один парень пришел вечером с гулянья, взял хлеб со стола и увидел, как в комнату зашел «боль­шой человек» (хотя дверь была закрыта), подошел к фотокарточкам и сказал: «Эта лишняя». Утром увидели, что фотография матери перевернута. В субботу мать умерла.  Это  было предсказание. «Есть какая-то сила» (Новорж., Залог 5036-17).
—  Раньше обозы шли на лошадях (снеток отправ­ляли). Один человек шел, захотел пить, нагнулся к ключу, ему оттуда послышался голос: «Ты беги ско­рей, твоя супруга умирает» (Новорж., Залог 5036-28).
«- Покойники и умершие не своей смертью; явления и предзнаменования во сне
—  Женщине во сне явилась Матерь Божья и сказала: «Не ходи в сарай — в сарае у тебя гадюка». Потом приснилось, что она все-таки пошла в сарай с внуком, набрала сена в корзину, а оттуда выполз­ла змея, и внук отрубил ей голову. Это было пред­знаменование: через неделю умер зять — глава семьи (голова змеи), а жена осталась (хвост) (Новорж., Губкино 5029-21).
—  Женщина видела во сне, как пришел ее по­гибший сын звать отца на тот свет, что «там не ху­же» (Новорж., Рогаткино 5031-31).
—  Старшей сестре во сне привиделась мать (по­койница), и сказала, что на праздник кого-то из до­черей возьмет. На следующий день (в праздник «Бо-гомоленье») младшая сестра пошла купаться (хотя отец ей запретил) и утонула. Когда поставили гроб, в форточку влетела птичка и села на гроб. После то­го, как форточку закрыли, птичка билась в стекло (мать забрала девочку) (Новорж., Залог 5036-19).
—  Умершая подруга во сне приходила, звала. Ее нужно отругать — это черт «шляется» (Новорж., Губкино 5029-19).
—  В Пасху утонул мальчик, его не могли найти. Крестному во сне привиделся мальчик и сказал, что он под мостом, а послезавтра приедет сам домой. Его нашли рыбаки и привезли (Новорж., Залог 5037-04).
—  Можно не смотреть на человека, когда он умирает, а взять стакан воды, и когда он умрет, во­да обязательно всколыхнется. «Какая-то сила есть» (Новорж., Залог 5036-29).
—  Одежда на покойнике должна быть светлой. Если покойник одет в темное, то на том свете его оставляют мокнуть, пока одежда не станет светлой (Новорж., Батково 5197-17).
—  На поминки принесли не испеченное, а куп­ленное в магазине. Умерший пришел во сне, был не­доволен (П.-Г., Попова Гора 5025-20).
—  Покойные могут приходить во сне, рассказы­вать, как приняли их на том свете. Бабушка хотела, чтобы ее похоронили в одном платке, а подвязали другой. После похорон она приходила во сне и про­сила другой плат. Потом тот плат зарыли ей в мо-
гилку, и она перестала «ходить» (Новорж., Шикени 5185-23).
—  В течение 40 дней после смерти человека при­летает голубок и садится на плечи (Новорж., Яко-ново 5033-27).
—  На 40-й день после смерти в двенадцать часов ночи можно увидеть, как покойник проходит по де­ревне, одетый в ту одежду, в которой его хоронили (Новорж., Батково 5197-19).
—  Умерший не своей смертью (его засыпало в ко­лодце) пришел во сне к женщине и попросил хлеба, она отправила его к матери. На второй день мать умерла. «Божья сила есть» (Новорж., Залог 5036-18).
—  Умер мальчик, мать сильно плакала. Монаш­ка сказала: «Ты его потопила в слезах». Присни­лось, что он сидит в доме, а кругом вода (П.-Г., Кишкино — Мелехово* Опоч. 5011-07).
—  Если мыться или стирать в воскресенье, то наших родителей на том свете заставляют эту гряз­ную воду пить (П.-Г., Осница — Жуково* 5041-01).
—  Чем больше поминаешь, тем больше за тебя молятся на том свете. На том свете родные нас ждут, и мы должны встретиться (Новорж., Рогатки­но 5031-31).
—  Удавленников поминают, когда одновремен­но идет дождь и светит солнце (Новорж., Гускино ВФ 155-57).
—  «Шашкй» на удавленниках катаются (Но­ворж., Гускино ВФ 155-55).
—  Удавленники на том свете всегда возят воду. Если человек безгрешен, то он на том свете сидит за престолом, а грешники в огне горят. Кого куда Гос­подь присудит (Новорж., Батково 5197-19).
—  Был «задавивши» мужчина. Люди видели, как он приезжал на «ердйнь» в Крещение (Новорж., Залог 5036-15).
? Колдуны (колдовство), порча»
—  Чтобы узнать колдуна, нужно сесть на лавку и ковырять ножом сучок, тогда колдунья не сможет выйти из дома, будет трястись, сидеть и не выйдет (будет отзывать тебя куда-нибудь,- чтобы ты бросил ковырять сук). Как бросишь нож, колдунья сразу выходит из дома (Опоч., Мощеново 1663-42).
—  Есть птица, чуть меньше вороны, которая не­обычно кричит — «вякает». Мать сказала сыну, что это «колдбвка». Как-то эта птица на дереве «завя-кала», и сын ее застрелил из ружья, а оказалось, что это — его мать (Новорж., Рудняха — Никитине* 5034-19,5211-07).
—  Колдунья оборачивается черной кошкой -куда хочет, влезет (Новорж., Рудняха — Никитино* 5034-22).
—  В д. Моисеево красивые девушки. Пойдут «мальцы» к ним, а колдуны их не пускают: окружат черти — как козы, собаки, волки, рычат на них, они
«обробеют» и не пойдут. «Мальцы» зайдут с друго­го края — украдут девушку, в жены себе возьмут (Новорж., Черняково* 5219-26).
—  Девушка ехала в д. Заборовье, ей навстречу выскочили собаки. Колдун собак разогнал: стал махать рукой — оказались не собаки, а колдуньи -«были абдёлавши в сабак». Одни колдуны вредили людям, а другие помогали (Новорж.,  Мосеево 5203-16).
—   В деревне был колдун, он велел истопить ба­ню, чтобы узнать, сколько колдуний в деревне. За баней была грязь, вязко. Колдун загнал колдуний в грязь, они начали в ней «париться», как в бане, пе­ремазались в грязи (Новорж., Мосеево 5203-15).
—   Женщина пришла к колдуну, принесла много яиц, но не отдала их. Колдун сказал: «Ты пришла ко мне да пожалела яиц-то, спрятала». — «А ты откуда знаешь?» — «Знаю» (Новорж., Мосеево 5203-17).
—   Колдунья не может «своё расколдовать», только другая колдунья может расколдовать (П.-Г., Галичино — Русское* 4996-05).
—   Ведьмой становятся, когда двенадцать чело­век «угробят» своим колдовством (Новорж., Черня­ково* 5219-21).
—   Колдунья ездила на помеле (П.-Г., Андрохно-во 2281-07; Бабины 2282-07, Песечек 2261-12). В Иванов день едет на палочке — рожь прожинает (П.-Г., Бакино 2262-06). Голая колдунья ездила на кочерге (Опоч., Куденково 2750-03). Колдунья го­лая с длинными волосами каталась по сену (Опоч., Кошкино 2750-24).
—   Колдунья наколдовала — подкинула рубаху покойника (П.-Г., Бабины 2282-06).
—   Корове «сделали» — подложили собачью шерсть (Опоч., Водобег 2850-65).12
—   Наговаривают на хлеб и дают лошади, она будет бежать, а с неё «пена лоскутам — её черти дер­жать» (Новорж., Черняково* 5215-36).
—   В Марьевском колдунья все перины, подуш­ки разрезала, вынесла на дорогу и распустила (с по­мощью двенадцати ножей) — заколдовала хозяйку (та лежала, не могла встать). Колдунья ходит с две­надцати до двух часов ночи (Опоч., Мощеново 1663-42).
—   Мужчина женился на другой, и в Троицу, ко­гда пришли с кладбища, тетка соперницы угостила его жену пирожком. После этого у жены руки и но­ги отнялись. Через год ей приснился сон: пасла в поле, попала в траншею, а коровы ушли. Идет ста­рый старичок, говорит: «Давай я тебя с Божьей за­поведью вытащу». Подала ему руку, он помог ей выбраться, и она поцеловала его руку. Он достал книгу и говорит: «Тебе надо три раза попить цвет­ков (такие на Дедовом болоте растут), тебе долго туда не попасть, но я пошлю на пути человека». Так и вылечилась (Новорж., Залог 5036-33, 5037-01).

—  Девушка родила от парня ребенка, а он не женился на ней. Она «сделала» (наколдовала) на яб­локо и попросила соседку подать ему. У парня был брат, он съел яблоко и заболел — его заколотило (нельзя было разобрать, что он говорит). После этого он долго жил, но так и не поправился (Но­ворж., Марьино 5032-Н).13
—   Парень бросил девушку, в отместку за это она «сделала на скотину» (навела порчу). Привезли старика-колдуна. Тут же прибежала эта девушка. Старик так «сделал», что она умерла через неделю (П.-Г., Крылово 5022-13).
—   В Заборовье был колдун. Если случались не­приятности с животными, то посылали к нему. Он «аткалдавывает» от других колдунов. Отец привез этого колдуна, чтобы расколдовать гусей. Колдун сказал: «Никому ничего не давайте, если придут просить». Взял колесо от телеги, и осью катал его по двору — жизнь того колдуна будет «так катать­ся». Сколько гусей внутрь этого круга попало -столько живыми осталось, а девяносто умерло (Но­ворж., Мосеево 5203-20).
—   Ведьма умирает трудно — кричит, «рёвом ре­вёт», как бык («Ох, лиха мае, тошна! Ох, тошна мае, лйхенька!»). Надо лезть на потолок, вынимать три потолочины, только тогда она «скончится» (Но­ворж., Черняково* 5219-21; П.-Г., Галичино — Рус­ское* 4996-05). Колдунья не может умереть, потому что имеет «грех непрошенный». Надо сломать «по­толочину» (Новорж., Адорье 5005-10).14
—   Когда колдунья умирает, ангел душу не бе­рет, а берет черт, поэтому она мучается три дня, и на кого из своих родных подумает — тот станет ведьмой15 (Новорж., Черняково* 5216-24).
—   Бабка-колдунья передала свое ремесло дру­гой женщине. Есть семья («рода»), в которой три поколения умеют колдовать. Умение колдовать пе­редают по наследству: от матери к дочери (Но­ворж., Кораблёво 5003-37).
?$? Колдовство на Иванов день16
—   Колдуньи у коров молоко отнимали, за это их ругали: «закликуха немилая»,17 «чёртова ты кол­дунья, закликуха ты поганая» (Новорж., Рудняха -Никитино* 5034-20).
—   Колдунья прибежала на Ивана к бороне (ко­торая стояла сучьями вниз) и стала доить за сучья, «собирать» всех коров («Рябухи, Чарнухи…») — от­нимала молоко («надаивая малако») (Опоч., Маку-шино 1663-34). 18
—   Колдуны забирались на трубу дома, «доили» трубу — молоко у коров отнимали (П.-Г., Селихно-во 4994-24).
—   Брат шел поздно вечером с лошадью, увидел соседку, которая волокла по траве белое полотенце. Он по ее следам поволок узду, потом дома узду по-
весил, а утром с нее бежало молоко (Беж., Горенье 5214-10).
—   Колдунья собирала росу в подойник — отни­мала молоко (Опоч., Кошкино 2750-23).
—   Колдунья «понимала, как молоко выклйкы-вать» у коров на Иван, «стих» такой говорила (П.-Г., Галичино — Русское* 4996-05).
—   Колдуну налили молока, отнятого колдуньей у чужих коров, он по нему ножиком провел и ска­зал: «Это молоко с кровью», не стал его есть (Опоч., Макушино 1663-34).
—   Если у колдуньи покупали масло, то когда его разрезали ножом, из него «шла кровь». Мужчи­на видел, как ночью колдунья с растрепанными во­лосами ездила на помеле вокруг деревни. Спросил, что она делает, а колдунья отомстила ему — три ко­ровы «пропали». Колдунья должна объехать во­круг деревни три раза (Новорж., Адорье 5005-10).
—   Чтобы не отняли молоко у коровы, приноси­ли в хлев «деда»,19 «замыкали» корову — на рога ве­шали замки20 (Опоч., Искорки 2751-13).
—   На Иванов день колдунья, превратившись в кошку, могла пробраться в хлев через окно, делала «прожйны» во ржи (прожато «как стрела» — с ла­донь шириной), а следов на земле не оставляла (Но­ворж., Губкино 5029-14).
—   Во ржи «узелки»21 завязывали колдуны — если сожнешь, то будет руки ломить. По три узелка ря­дом завязывали (в узел 3-4 колоска, обычный узел, колоски вверх). «Пережата нива», рожь поперек пе­режата (посреди — сжатая полоска) и колосья обо­браны. Колдунья это делает ночью, чтобы не виде­ли (П.-Г., Галичино — Русское* 4996-05).
—   На Иванов день колдунья-русалка прожина­ла поле по три колоска, оббегала девять полей (нужно  караулить колдунью)  (Опоч.,  Искорки 2751-13).
—   Подростки,   молодежь   волочили   борону вверх суками по улице до 12-ти часов: «Бабу Ягу от­пугивать будем» — колдунью. С 12-ти часов все кол­довство пропадает (П.-Г., Бирюли 5023-14).
—   В д. Дуброво молодежь таскала по улице бо­рону зубьями вниз. Дотянули борону до кладбища, которое находилось посередине деревни, и увидели, как впереди шла баба, потом превратилась в быка, перескочила через ограду на кладбище. Молодежь испугалась, убежала (Новорж., Ладино 5006-37).
•Ф- Колдовство на свадьбе22
—   Свадебный поезд заколдовали, кони разбе­жались. Колдуны бросали из трубы кишки, требуху на свадебный стол. Колдуны на свадьбе людей пре­вращали в волков.23 Могли невесту сделать «уро­дом» (Новорж., Перхово 5001-37).
—   Если колдунью на свадьбу не пригласить, то она превратит свадьбу в стаю собак. Необходимо
приглашать колдунью на свадьбу, она охраняет от других колдунов (Новорж., Ровное 5211-33).
—   Без колдуна нельзя молодых отправлять к вен­цу- кто-нибудь навредит (Опоч., Макушино 1663-34).
—   Во время свадьбы, когда вынимали из печки горшок с приготовленной едой (тушенка, макароны со свининой), он мог разбиться, гостей кормить не­чем — это колдовство (Новорж., Черняково* 5219-27).
—   Солдат сделал так, что свадьба останови­лась, невеста подняла платье, «встала козлом», все поезжане целовали ее в задницу. Потом поехали, как ни в чем не бывало. С другой свадьбой солдат ничего не смог сделать — «крестный ход впярёд идё» (Опоч., Макушино 1663-34).24
—   Чтобы молодожены плохо жили, нужно было собрать вместе кошачью и собачью шерсть, поло­жить ее в подушку невесте, при этом что-то приго­варивать (Новорж., Кораблёво 5003-37).
«- Явление клада
—  Деду приснился сон, будто кто-то говорит, что нужно взять младшую дочку, идти за баню и от­копать котел. В это время нельзя оглядываться. Когда дед докопал до котла — за спиной загорелся дом. Он не выдержал и оглянулся. В это время все пропало. Это раньше богатые зарывали деньги, а потом клад снился людям (Новорж., Малое Алеш-но 5001-11).
?*• Судьба; грехи; запреты
—   Раньше говорили, что когда ребенок «нарож­дается», то сразу награждается судьбой (Беж., Ави-нищи 5213-28). Родился человек, и какой крест ан­гел (Бог) положил, так и будет, не переделаешь. Как Бог положил печать, когда от матери, от пуповины отрезается (Новорж., Черняково* 5219-19).
—   На себя загадала, и приснился сон: иду в цер­ковь босая, там стоит кто-то в черном саване, гово­рит: «Проходи, дитёнок, Господь всех принимает». Сидит монашка и по кругу пускает какой-то шарик, сказала: «Иди вправо». Там сказали: «Ты вправо не попадёшь, расскажи свои два греха — всем-всем-всем».  Проснулась, знаю,  что грешница,  но не знаю, какие особенные два греха. Потом поняла -делала два аборта. Я должна всем рассказывать про свои два греха, тогда попаду «вправо». Так теперь всем рассказываю, «только б с себя скинуть бы» (Новорж., Залог 5038-03).
—   Если хозяйка поставила хлеб в печь, и в это время пришли гости, то им нельзя уходить, пока хлеб не будет готов — «чтобы спор не унесли». По этой же причине не давали никому свою квашню (Беж., Крыжово 5205-14).
—   Как выгонишь стадо в поле, выйдет «старец» и позовет — это «спасёники назывались»; он гово­рил: как солнце закатится — не мойтесь в бане, не
полощите белье, а если пришли за водой, то надо перекрестить воду (Новорж., Черняково* 5219-14). Воду в колодце можно брать до солнечного заката (Новорж., Черняково* 5216-20).
—   Если идти дорогой страшно, то переходи на правую сторону и не будет страшно. На правой сто­роне нельзя «оправляться», только на левой, левая сторона — чертова (Новорж., Черняково* 5219-18).
—   Председатель ломал кресты в церкви, потом он ослеп. «Бог не глядит, да всё видит» (Новорж., Волчицкое 5207-11).
—   Мужчина в Пасху шел домой и стал плясать под колокольный звон; так и не дошел домой — за-кривел. Думал Бога «подманить», а все равно Бог его… (Опоч., Власово 1585-51).
•Ф- Приметы
—   Дедушка посылал детей на улицу смотреть, какой на небе «молодик». «Молодик» — молодой месяц (после новолуния, растущий). Рассказчица показывает (указательным и большим) пальцами правой руки «молодик», а пальцами левой руки -«витох» (месяц после полнолуния, угасающий). Ес­ли месяц повернут рогами кверху, значит — будет сухо, а если «пузом» кверху — будет дождь (Но­ворж., Черняково* 5216-09). Если человек умер «на витаху», то его дом «ниже пошел» (стал бедней), а если «на молодике» — дом «подымется» (будет бога­теть) (Новорж., Черняково* 5216-08, 10).
—   Когда месяц нарождается (на «молодике») -благоприятное время для свадеб, новоселья, покуп­ки дома (Новорж., Черняково* 5216-07).
—   В первый понедельник «Большого» поста смотрят, какая погода — такая весна будет. Во вто­рой день поста смотрят, какое лето; третий день -какая осень (Новорж., Черняково* 5216-11).
<- Предсказания

—  Дед предсказывал по Библии, что дома будут стоять без людей, будет мало коней. Народ будет блудить хуже скотины. «Красный петух победит». Конец света — в 2000 году (П.-Г., Долматово 5027-10).
—  Раньше старики предсказывали — все сбылось. «Доживём до того, что будем рады человеческому следу» — сейчас по деревне никто и не пройдет. Гово­рили, что будет война и весь народ погибнет — сбы­лось в сороковые годы (Новорж., Яконово 5033-08).
—  По Библии написано, что печати будут ста­вить на лице, а фактически на фотографии ставят печати — в паспортах (Новорж., Залог 5036-20).
—  По Библии в 2000 году — «свету конец», если Бог не помилует, останутся только «самые умней­шие и Богу доходнейшие». По Библии будет так: золото будет лежать, но нам его не надо; будем хо­теть пить, а вода вся зараженная; человек человека будет искать по следам (Новорж., Залог 5038-19).
—   Горы «воздвигнут», реки преградят, пойдет по земле змея гремучая, урожая не будет. Придет время, когда на христианской земле останется толь­ко 12 «ключков» питьевой воды: в Михайловском погосте (там «чудеса» происходили), «Хомйнский» ключ и на Бочаровской Бариновой горке колодец (который от «негодных» людей «закрыл глазки» -провалился) (Новорж., Черняково* 5215-06).
—   «Безбожники» (коммунисты) будут царство­вать. Будут ломать «барские» дома и дворы и их от­селять. Россия будет голодная. Будут верующих и боголюбящих «живком» зарывать (Новорж., Чер­няково* 5215-10, 15).
—   Будут ломать церкви, «колокола сь’шуть, а у людей радость оть’шуть». В книге пишут, что в Опросьево, Лугах, Ополье,  Бежаницах,  Локне, Дворцах, Горах забьют семь колоколов, что «земля задрожит». От этого звона разбегутся крысы (Но­ворж., Черняково* 5215-17).
—   «Будет сильное кровопролитие» — это предска­зание Гражданской войны. На нашу землю придут «три хозяина» — Америка, Франция, Англия (Герма­ния откажется, китайцам не дадут). Люди три с поло­виной года будут находиться в плену. Когда людей отпустят из плена, «Питер» провалится — в наказание за то, что потревожили мощи св. Иоанна Крон­штадтского. В 1999 году (три одинаковые цифры -«худые») будет великое наводнение в Питере (Но­ворж., Черняково* 5215-21).
«- Рассказы о Пушкине
—   На праздники всегда приходили юродивые, и Пушкин их видел. Пушкин ходил по праздникам в красной рубахе (П.-Г., Попова Гора 5025-09).
—   Пушкин собирал сказки. Пушкин был «на­хальный, озорной» (П.-Г., Попова Гора 5025-15).
—   Мужики хвалили Пушкина. Однажды мужики ловили рыбу, а староста выскочил и заругался на них. Пушкин его уволил за это. Так рассказывала ба­бушка из д. Зимари (П.-Г., Долматово 5027-12).
—   Родители рассказчицы жили рядом с Пушки­ным, «прадедушка дружил с Ириной Родионов­ной». Пушкин все «на ходу схватывал», сочинял «поёмы», одевался по-деревенски, поясом опоясы­вался (Новорж., Залог 5038-40).
—   Пушкин ходил в Новоржев играть в карты. Потом оттуда шел пешком, проигравшись, пьяный, поэтому дорога из Новоржева в Пушкинские Горы кривая (Новорж., Алтун 5196-Ю).25
—   Пушкин пошел на дуэль с любовником жены. Она дала мужу «холостое» ружье, поэтому Пушки­на убили — так прадеды рассказывали (П.-Г., Брю-хово 5209-41).
—   Пушкин — «гуляшший» человек был, женщин любил, всякие приключения у него были (Беж., Авинищи 5213-30).
1     См. также былички о «прбклятых», о домовом: муж-змея (Новорж., Малое Алешно 5001-07), жена-змея (Новорж., Бабихино ВФ 155-29); домовой-змея (Но­ворж., Веска- Бачиха* 5017-03).
2    У поляков, хорватов, боснийцев и македонцев пету­шиный гребень имеет «змеиный царь» или «змеиный пастух» (см.: А. В. Гура. Символика животных в сла­вянской народной традиции. М., 1997. С. 193, 195, 196).
3    Кроме перечисленных сведений, см. также: Опоч., Вельица 2866-06; Норкино 2166-02; П.-Г., Зимари 2261-03.
4    Кроме перечисленных сведений, см. также: Новорж., Большая Слобода 2201-25; Гнилки 2210-09; Опоч., Ве­льица 2866-06; Екимово 2185-33; Катково 2298-20; Ку-денково 2750-01.
5    См. также: Новорж., Варитино 5020-03; Опоч., Безде­дово 2242-02; Есенники 2298-29; П.-П, Андрохново 2281-07; Воронково 2284-04; Колесниково 2265-06; Се-лихново 4994-31 и др.
6    После 12 часов в бане «шишки» живут — см. также: Опоч., Орехово 2276-11; П.-Г., Железово 2296-24; Ко­лесниково 2265-02.
7    «Черти водят» — см. также: Опоч., Норкино 2165-12; П.-Г., Андрохново 2281-09; Воронково 2284-07.
8    Также: Опоч., Норкино 2165-01,08; П.-Г., Андрохново 2281-10 и др.
9    Быличку о том, как черти завели на камень, рассказы­вают практически в каждой деревне Пушкино-Горско­го и Новоржевского районов. Можно утверждать, что здесь это самый популярный сюжет. Кроме приведен­ных примеров, см. также: Новорж., Адорье 5005-33; Бабихино ВФ 155-38; Залог 5036-14; Ладино 5006-30; Перхово 5001-38; Рудняха 5034-23; Стёхово 5030-24; Опоч., Орехово 2276-10; П.-Г., Астахново 5008-24; Би-рюли 5023-12; Воронково 2284-08; Колесниково 2265-01; Коршилово 5026-23; Снегово 5044-04.
10  О домовом см. также рассказы и приговоры: Опоч., Вельица 2866-06; Искорки 2751-17; Шагино 2866-13; Якушёво 2866-28.
11   Кроме нижеперечисленных сведений, см. также: Но­ворж., Большая Слобода 2201-25; Голубево 2187-07, 08; Макарове 2200-24, 25; Тарасове 2189-08; Опоч., Бездедово 2242-02; Вельица 2866-06; Каленидово 2200-20; Катково 2298-20; Куденково 2750-02; Ледово 2269-
02; Мостищи 2272-06; Норкино 2165-11; Решетниково 2276-03; Рупосы 2832-11; Шагино 2866-13. П.-Г., Баби­ны 2282-05; Воронково 2284-04; Поляне 2263-04.
12   Как «портили» скот — см. также: Новорж., Голубево 2187-08; Опоч., Глубокое 2812-08; Куденково 2750-02; Норкино 2165-11; П.-Г, Зимари 2260-10, 11.
13  О заколдованных яблоках — см. также: Новорж., Голу­бево 2187-08.
14  Вынимают «потолочину» — см. также: Опоч., Мощено-во 1663-42; П.-Г., Захино 2266-22.
15  Как колдунья передает знание — см. также: Опоч., Мощеново 1663-42; П.-Г., Бабины 2282-08; Зимари 2260-12.
16  См. также «Иван Цветной» в Разделе 2 «Календарные и трудовые обычаи…».
17  Термин «закликуха» — см. также: Опоч., Мостищи 2272-06; Рупосы 2832-11; Терехи 2271-13.
18   Колдунья отнимает молоко — см. также: Новорж., Ма-карово 2200-24; Тарасове 2189-08; Опоч., Васильково 2771-01; Куденково 2750-03; П.-Г., Андрохново 2281-08; Воронково 2284-04.
19   «Дед» — колючее растение, сорняк. О том, что прино­сили «деда» в хлев, см. также: Опоч., Васильково 2771-01; Искорки 2751-13; Каленидово 2200-20; Куденково 2750-03; П.-Г., Поповня 2297-05 и др.
20  Чтобы не отняли молоко, могли также «замыкать» подойник (П.-Г., Воронково 2284-04; Поповня 2297-05), класть топор на порог хлева (Опоч., Васильково 2771-01).
21   Узлы и заломы во ржи — см. также: Новорж., Голубе­во 2187-08; Опоч., Бездедово 2242-02; Глубокое 2813-08; Есенники 2298-29; Искорки 2751-13; Кошкино 2750-23; Мостищи 2272-06; Рупосы 2832-11, 2852-21; П.-Г., Андрохново 2281-06; Воронково 2284-04; Поля­не 2263-03.
22  Кроме перечисленных сведений, см. также: Новорж., Макарове 2200-24;  Опоч.,  Погорельцево 2168-05; Фомкино 2270-29; П.-Г., Бакино 2262-06; Колесниково 2265-03; Поляне 2263-03.
23   Свадьбу превратили в волков — см. также: Опоч., Ле­дово 2269-03; П.-Г., Андрохново 2281-05; Поповня 2297-05.
24  Аналогичный сюжет: Опоч., Ледово 2269-04.
25  Аналогичные рассказы см.: Новорж., Деревицы 5200-05; Погорелово 5200-31.

Раздел 13 НАРОДНАЯ МЕДИЦИНА. ЗАГОВОРЫ

Повсеместно распространены традиции лече­ния заговорами, молитвами.
В отдельных случаях вера в магическую силу слова также распространяется на некоторые псал­мы. Все псалмы «мощные» (помогают): № 5 — от врагов, № 61 — «мощный», № 107 — «читай, когда будешь судиться»; № 101 — «читай всегда, когда унывает душа»; № 90 — «сильно мощный» — когда отправляешься в путь, в жизни помогает; на воду читается 36 псалом — для лечения скотины; 50 пса­лом — «на здоровье» (Новорж., Залог 5037-12, 14).
Наряду со словом, народное сознание наделяет магической силой различные предметы, формы действий, локусы и время суток:
—  Чтобы в дороге ничего не случилось, нужно над водой читать молитву «Отче наш», «вторнуть» булавку в воду три раза, потом эту булавку с изнан­ки воткнуть в одежду снизу вверх (если плохой че­ловек встретится по дороге и будет нападать, то обязательно «отколется»).
—  Чтобы «враг» ничего не сделал, надо над две­рью со стороны улицы воткнуть крест-накрест две иглы (сначала опустить их в наговоренную воду -прочитать девяностый псалом или «Отче наш») (Новорж., Залог 5037-22).
—  Надо лечить до солнечного заката (сразу ста­нет легче), потому что когда «солнышко на ночлег, то человеку или животному тяжелей» (Новорж., Черняково* 5219-23).

Часто приходится слышать утверждение, что человек, который «лечит», должен обладать опре­деленной силой, ему как бы «дано» (предпослано) заниматься лечением (ворожбой). Одна из жен­щин, лечащих заговорами, сказала: «Исцеляет Спаситель, а я только помогаю». Можно знать все способы лечения, но не получить «силы» (этому не научишь). «Стишки» не складывают, а, по словам знахарки, «они идуть, и дошли до меня» (Новорж., Залог 5037-20, 22, 24). Считается, что если «пере­дать» (рассказать) кому-то заговоры, то самому больше «ворожить» нельзя (Новорж., Марьино 5032-08).
ГРЫЖУ заговаривают на «пятаке» (медной пя­тикопеечной монете), потом прикладывают пятак к больному месту и закрепляют пластырем (Новорж., Залог 5037-24). От грыжи можно заговаривать на имя, без присутствия больного (Новорж., Черняко­во* 5215-33-35).
При КРОВОТЕЧЕНИИ читают заговор «на нитку» и слабо завязывают ее на ране (Новорж., Черняково* 5215-33-35).
От «РОЖИ» наговаривают на масло, потом его намазывают на хлеб и съедают, чтобы «в серёдку вошло» — все проходит. Также от «рожи» засыпают больные места ржаной мукой и читают заговор (Новорж., Залог 5037-24). Знахарка из д. Марьино лечит от «рожи» поросят: в красное полотно заво­рачивает муку и черную собачью шерсть, произно­сит три раза «стишок», натирает скотину этим по­лотном и поливает святой водой (Новорж., Марьи­но 5032-08).
От «ВОЛОСА» оборачивают больное место ко­лосьями, поливают горячей водой, произносят «сти­шок» (Новорж., Марьино 5032-05 — см. «Образцы текстов заговоров…», №№ 5, 6). «Волос» переходит на ячменные колосья (Опоч., Кошкино 2750-25).
От «СПИРАЛИЦЫ» (горб, который может случиться от сглаза) в д. Марьино лечила «баба-во­рожея». Сидя на пороге и держа ребенка на коле­нях, нужно водить куриным крылом и ножом крест-накрест по спине и груди ребенка, говорить «сти­шок». Затем открывать дверь и ребенок должен плюнуть за дверь — так повторить трижды (Но­ворж., Марьино 5032-06, 07).
Большой интерес представляют подробные рас­сказы о лечении травами, записанные в д. Залог (Новорж., Залог 5037-20):
—  ПУСТЫРНИК: от давления;
—  «ДИВАСИЛ» (корень — «девять сил» — от яз­вы, рака желудка): нужно настаивать корень на спирту, принимать по чайной ложке натощак;
—  кровь остановить можно специальной тра­вой или своей мочой (приложить к порезу), трава -«ТЫСЯЧЕ-ТЫСЯЧНИК», «ПОРЕЗНИЦА»; ТЫ­СЯЧЕЛИСТНИК при женских болезнях (останав­ливает кровотечение); тысячелистник бывает розо­вый и белый, розовый — женский (им лучше лечить женщин), белый — мужской; на эту траву ничего не приговаривают, толкут и прикладывают к ранам;
—  сыпь лечат грибами «ПУХАРКАМИ» (гри­бы-дождевики): смешивают с мочой и протирают больные места;
—  МОРКОВЬ сушат, заваривают как  чай и пьют — помогает от болезней почек;
—  черная ОЛЬХА — от поноса (собирают вес­ной);
—  ЧАГУ пьют от желудочных болезней;
—  порошком из БЕРЕЗОВЫХ ПОЧЕК засыпа­ют незаживающие раны;
—  отвар СОСНОВЫХ ПОЧЕК пьют при тубер­кулезе.
Собирают травы только цветущие, их нужно рвать в определенные дни. Полезные травы — в Иванов день (когда «колдуны-годуны»): так, на­пример, днем в Иванов день и накануне вечером со­бирают «БОГОРОДИЦКУЮ ТРАВКУ» (растет по горам, лечит нервы, болезни желудка — П.-Г., Би-рюли 5023-14).
«Дивасйл» нужно собирать 2 раза в году — в мае и в октябре (тогда дает пользу).
Грибы «пухарки» собирают осенью (сначала они белые, а когда поспеют — «отщалкиваются», тогда от них будет польза).
Чагу нужно собирать, когда ей не менее 3 лет; с сухой березы чагу не берут (Новорж., Залог 5037-20).
На грибы приговаривать «стишки» не нужно (Новорж., Залог 5037-20). На травы нужно начиты­вать: «Дай, Господь, ему здоровья, отнеси его, Гос­подь, от болезней». Над корнями (или водой) сна­чала нужно читать «Отче наш» три раза, потом на­зывать имя больного и просить: «Исцели ану, из­бавь ану от болезней всяких…», потом снова — «От­че наш» (Новорж., Залог 5037-18).
В центрально-псковской зоне записаны загово­ры от различных болезней, от укуса змеи («от га­да», «от поганика»), на выгон скотины, от пожара и другие. Необходимо отметить принадлежность не­которых заговоров к архаическим пластам тради­ционной культуры: например, заговор «от волоса» из д. Брюхово Пушкино-Горского района (5210-13); «от укуса змеи» из д. Черняково Новоржевского района (запись в д. Кисели Бежаницкого района, 5219-22) и из д. Брюхово Пушкино-Горского райо­на (5209-45, 5210-01, 03).

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ТРАДИЦИЙ ПОРХОВСКОГО РАЙОНА

Исследования фольклорных традиций Порхов-ского района проводились экспедициями Ленин­градской консерватории дважды — в 1987 и 1990 гг. Были обследованы 85 населенных пунктов пяти во­лостей (Верхнемостской, Дубровенской, Митрофа-новской, Славковской, Ясенской). Всего осуществ­лено 1517’звукозаписей и 107 видеозаписей.
Экспедиция 1987 г. носила рекогносцировоч­ный характер и зафиксировала фольклорные мате­риалы из различных частей Порховского района: южной (Митрофановская волость, граничащая с Островским, Новоржевским, Дедовичским района­ми), центральной (Ясенская волость) и северной (Дубровенская волость, граничащая с Псковским и Струго-Красненским районами). Экспедиция 1990 г. проводила планомерные полевые исследова­ния в Славковской и Верхнемостской волостях, рас­полагающихся на пограничье с Псковским и Ост­ровским районами.
Собранные материалы позволяют охарактери­зовать местные фольклорные традиции с точки зре­ния обрядово-праздничного содержания, особенно­стей жанрового состава, музыкально-стилевой спе­цифики. Структура народного календаря, свадеб­ного и похоронно-поминального обрядовых цик­лов и связанных с ними жанров календарно-обря-дового, свадебного, инструментально-хореографи­ческого фольклора соотносимы с материалами по северно-псковским и центрально-псковским тради­циям и, в то же время, обладают признаками, ука­зывающими на их новгородское происхождение. По этим параметрам Порховский район относится к группе переходных традиций псково-новгород-ского пограничья.
На территории Порховского района отчетливо выделяются две локальные традиции:
—  черёхская — по р. Черёхе — притоку р. Вели­кой (Верхнемостская, Митрофановская, Славков-ская волости) — примыкает к центрально-псковским традициям, идентична с ними по основным показа­телям;
—  шелонская — по притокам р. Шелони — р. Узе (Ясенская волость) и р. Удохе (Дубровенская во­лость) — входит в лужско-шелонскую историко-культурную зону (Западное Приильменье), тяготеет к новгородским традициям.
Для традиции верховьев Черёхи характерна развитая система годовых календарных праздни­ков, ярмарок, в которых доминирующее значение приобретают инструментально-хореографические формы фольклора. Здесь получено наибольшее чис­ло сведений о свадьбах «убегом». В свадебном фольклоре наблюдается значительная редукция пе­сен и причитаний, замещение обрядовых напевов поздним хороводно-плясовым репертуаром. В ко­лядном репертуаре не зафиксированы «виногра-дья», зато большую роль играют разнообразные виды детских колядок-«попрошаек».
Для шелонской традиции характерна разверву-тая довенечная часть свадебного обряда. Сведения о причитаниях в баенном обряде зафиксированы преимущественно в Дубровенской волости (по р. Удохе), а обряды зазывания умерших родителей и гостей на свадьбу, чесания косы, красования неве­сты, «сдачи красоты» — только в Ясенской волости (по р. Узе). Шелонская традиция отличается хоро­шей сохранностью свадебного обрядового фольк­лора. При этом ведущую роль играют различные виды причитаний: сольные (причитания матери, не­весты, тетки) и хоровые («голошения» подруг неве­сты). В этой части Порховского района зафиксиро­ваны также напевы и тексты хорового голошения «Воли», распространенного в верховьях рек Луги и Плюссы (Лужский район Ленинградской области; Батецкий, Волотовский районы Новгородской об­ласти). Здесь же были записаны образцы святочных «Виноградий», отмечающие самую восточную точ­ку бытования этого жанра на территории Псков­ской области.

Обозначим основные структурно-значимые ком­поненты КАЛЕНДАРНО-ОБРЯДОВОГО ЦИКЛА Порховского района.
Святки:
—  ввязывание новой кудели в прялку на Рожде­ство, «чтобы овёс был хороший»; застилание пола ржаной соломой;
—  «закликание Мороза» в канун Рождества и Крещения;
—  обходы дворов нищими, старцами с пением молитв, «стихов», поминовение умерших;
—  обходы дворов колядовщиками, ряжеными; складчина;
—  славление Рождества;
—  ряженье;
—  ритуальные бесчинства молодежи;
—  гадания. Крещение:
—  «закрещивание» дверей, окон;
—  изготовление крестиков из соломинок, лучи­нок, веточек, их украшение; крестики ставили к ко­лодцам, клали в сено, «чтобы споркое было», в под­полье, с ними гадали;
—  водосвятные молебны — «Водокша»; исполь­зование крещенской воды для оберега от колдунов;
—  одаривание наемного пастуха;
—  ярмарки невест; заключение браков «убегом»;
—  вечер Крещения — Иванская Коляда. Зимний мясоед:
—  катания с гор и на лошадях каждое воскресенье. Сретение:
—  драки парней из-за девушек. Масленица:

—  родительская суббота перед Масленицей -поминовение в церкви; «нищенский помин»; «дет­ский помин»;
—  «мясные заговены» — пекли блины, жарили яичницу; основные гулянья с четверга — «загулива­ли Масленицу»;
—  катания, «чтобы лен вырос» (на лошадях, с гор, катания молодоженов);
—  чествование молодоженов — поездки «к тёще на блнны»; «шелуга»;
—  ряженье (единственное упоминание);
—  исполнение по вечерам на перекрестках «да-лявых» песен;
—  Прощёное воскресенье: сожжение Маслени­цы, «чтобы лён рос хороший»; костры, факелы, ше­ствия с огнем по деревне; сжигание масленичного чучела; выкрики, припевки, пляски, «далявые пес­ни»; мужики, парни «силой мерялись», дрались;
—  ритуальные бесчинства у костра: раскидыва­ли головешки, хлестали друг друга недогоревшими вениками, мазались сажей, валялись в снегу, зары­вали друг друга в снег;
—  ярмарки на масленичной неделе;
—  обход деревни с прощанием на Великий пост;
—  народные представления о конце света. Период Великого поста:
—  первый понедельник поста — девушки прята­ли украшения до Пасхи;
—  изготовление и обработка холста: первый Ве­ликий пост молодуха жила в родном доме, ткала полотно;
—  молодежное гулянье в середине Великого поста. «Сброки»:
—  изготовление обрядовых хлебов («клёцки», «комы», «орехи», «катышки», «сброки», «колоб­ки»); гадания с хлебом; «закармливание» птиц.
Благовещение:
—  освящение зерен ржи и яровых культур для предстоящего сева;
—  выпекание «барышечек», «благовещенского пирога» или «благовещенского хлеба»;
—  исполнение «далявых песен» во время разли­ва рек.
Вербное воскресенье:
—  заламывание и украшение вербы, освящение в церкви; хлестания детей вербой.
«Чистый» или Великий четверг:
— «колдовской день»; охранительные действия: подпирание осиновым колом дверей в хлев, подкла­дывание камней;
—  очистительные действия: чистка печей, мытье и окуривание изб вересом (можжевельником); умыва­ние водой с серебряными монетами, чесание волос.
Пасха:
—  застилание пола соломой на Пасху;
—  крашение яиц к Пасхе, выпекание куличей, освящение их в церкви; игры с яйцами;
—  обходы дворов; службы по домам в пасхаль­ный период;
—  чествование молодоженов — приезд молодых в дом родителей невесты;
—  поминальные обычаи. Егорьев день:
—  крашение яиц; игры с яйцами;
—  «барышка», лепёшка из ржаной муки с запе­ченными целыми яйцами; скармливание хлеба ско­тине;
—  «колдовской день» — порча домашней скоти­ны; очистительные действия в хлеву: подмывание коровы после первой дойки, освящение молока;
—  обход скотины во дворе; «метили» коров -мазали маслом, чтобы скотина «дружно ходила в поле»;
—  выгон скотины в поле с вербой, ветками бере­зового веника; закапывание яиц под порог хлева; после обхода вербу ставили в рожь, дети и женщи­ны перепрыгивали через нее;
—  обходы стада в поле: перебрасывание яиц че­рез стадо, стрельба, чтение молитв и заговоров;
—  одаривание пастуха;
—  заветный праздник «по скотине»; посещение святых мест, обряды водосвятия;
—  первая ярмарка после зимы. Борис и Глеб:
—  празднование «по завету» в завершение сева;
—  обход и освящение стада; закармливание до­машней скотины; молебны в домах прихожан.
Обряды, связанные с весенними полевыми ра­ботами:
—  первая пахота и первый сев: молились Богу, на поле ели благовещенскую «барь’плку», просвиру; в севалку клали зерна прошлого урожая;
—  Пасха, «Вешний Никола» — посадка овощей;
—  кувыркания на первый гром, чтобы не боле­ла спина во время жатвы и уборки льна.
Вознесение:
—  «желтят» яйца (единственное упоминание). Троица:
—  освящение поминальной еды в церкви; «ни­щенский помин»;
—  украшение дома и двора березками;
—  поминовение на кладбище — «опахивание» могил; поминальная еда: крашеные яйца, ватруш­ки, блины; зарывание яиц на могиле; посыпание могилы зерном; причитания;
—  одаривание пастуха.
Гулянья молодежи в весенне-летний период:
—  уличные гулянья в воскресные дни с гармоня­ми: качели — «зыбки», игры «в мяч», «в рюхи».
Обряды, связанные с летними полевыми ра­ботами:
—  навозные толоки: хуление отстающих — «ки­ла», «гонец»;
—  обливания водой, купания;
—  хозяйское угощение или складчина. Иванов день:
—  ночные гулянья молодежи в поле, у реки;
—  посещение святых мест «по завету»; молебны на освящение воды в «ключиках»;
—  костры на пожне (только в северной части района — на территории Дубровенской и Павской волостей);
—  «Цветочный Иван» — сбор трав, цветов; скармливание их скотине;
—  гадания с цветами, венками;
—  поверья о колдунах: порча скотины, прожи-ны во ржи;
—  обереги от колдовства: обход двора, волоче­ние по деревне бороны; подпирание хлева осино­вым колом, подкладывание под порог «деда» (ко­лючее растение), замыкание двери хлева на замок; шум, крик во время ночного гулянья.
«Летний Бгорий»:
—  «бабья складчина» (единственное упоминание). Петров день:
—  одаривание пастуха яйцами, творогом, ле­пешками, маслом;
—  костер (одно свидетельство из северной части района).
Спас (Преображение Господне):
—  освящение «хлебца» на засев, зерен для озимо­го сева, яблок.
Флор и Лавр (Фрол):
—  освящение коней.
Обряды, связанные с завершением цикла лет­них полевых работ:
—  начало жатвы — с Ильина дня; зажин старой женщиной,  считавшейся  счастливой;  начинали
жать благословясь; трапеза на поле; овсяная или житная каша в Ильин день;
—  первая пястка — в красный угол, «чтобы был спор»;
—  пение во время жатвы «долевых» или «коро­теньких» песен;
—  окончание жатвы — «пожинки»: прогоняли «Бабу Горбатую»;
—  «благодарение» и «закармливание» серпа; приговоры, заговоры; усаживание на последний сноп, «чтобы спина не болела»; гадания с послед­ним снопом;
—  пожинальная каша, яичница, пирог из ново­го хлеба; возвращаясь домой, махали ольховыми ветками — «выгоняли мух».
Осенний период календаря:
—  трудовые обычаи: обработка льна, обмолот зерна;
—  Иванов день (29 августа по ст. ст.) — запрет на некоторые огородные работы, связанные с исполь­зованием режущих предметов;
—  Покров день — приметы на погоду; гадания девушек о замужестве.
Супрядки:
—  с Покрова до Рождества и с Крещения до Масленицы;
—  посиделочные игры с брачной тематикой;
—  исполнение лирических, хороводных песен, припевок под гармонь, плясок;
—  «запахивание мальцев на беседы» — девушки на метлах ездили по деревне;
—  озорство парней.
Заветные и престольные праздники:
—  молебны от падежа скота, водосвятные мо­лебны, посещение святых мест;
—  перенос иконы;
—  складчины;
—  ярмарки — шествия по деревне рядами, арте­лями; исполнение парнями, мужиками припевок «на задор»; ломанья, драки.
В системе календарных праздников и обычаев Порховского района функционировали как песен­ные жанры фольклора (колядки, виноградья), так и непесенные (различные виды приговоров, загово­ров) и допесенные жанры (выкрики, заклинания, припевки).
Песенный корпус КАЛЕНДАРНО-ОБРЯДО-ВОГО ФОЛЬКЛОРА представлен празднично-по­здравительными песнями зимних обходов дворов. В традиции бытовали как колядки-«попрошайки», исполняемые подростками, так и колядки с сюже­том «Терем хозяина». Весьма распространенным явлением было исполнение рождественского тропа­ря во время обходов дворов, которое заканчива­лось обращением к хозяину дома с просьбой об одаривании. Образно-поэтический и интонацион-
ный строй этих обращений имеет формульный ха­рактер и близок колядкам.
На территории Порховского района были за­фиксированы два типа напевов празднично-поздра­вительных песен:
—  попевочно-декламационные формы, постро­енные на нисходящем движении в терцовом, квар­товом диапазоне или на «сцеплении» двух незапол­ненных кварт (вверх и вниз от основного тона);
—  песенные формы с припевом «Виноградье красно-зелено».
Особенностью масленичного фольклора явля­ется наличие «малых форм» — выкриков и при­певок.
Имеются сведения о бытовании в системе годо­вого календарного круга ЛИРИЧЕСКИХ («даля-вых» — по народной терминологии) ПЕСЕН, запи­сать которые, однако, уже не удалось. Их место в традиции заняли лирические песни позднего исто-рико-стилевого слоя, романсы, городские песни.
Важную роль в традиционной народной куль­туре играли формы ИНСТРУМЕНТАЛЬНО-ХО­РЕОГРАФИЧЕСКОГО ФОЛЬКЛОРА. Они функ­ционировали в обрядах календарного цикла (улич­ные гулянья весенне-летнего периода, ярмарки, мо­лодежные посиделки/супрядки осенне-зимнего пе­риода) и на свадьбе. Для Порховского района ха­рактерна развитая система наигрышей как в жанро­вом («под песни», «под драку», «под пляску»; тан­цевальная музыка, переложения хороводных и пля­совых песен, романсов и т. д.), так и в музыкально-типологическом отношениях. Каждый из типов на­игрышей представлен большим количеством ярких исполнительских вариантов, что особенно харак­терно для наигрышей на балалайке.

Наиболее многосоставной и показательной для местной традиции является группа наигрышей «под песни», где сосредоточены все основные типы наиг­рышей, характерные для псковской инструменталь­ной традиции. Важно отметить, что по территории Порховского района проходят северная и северо­восточная границы ареалов распространения не­скольких из этих типов. Наряду с этим, в Порхов-ском районе обнаруживаются некоторые музыкаль­но-типологические особенности, присущие псково-новгородской инструментальной традиции между­речья Ловати и Шелони (Дедовичи — Бежаницы -Локня — Холм — Поддорье — Старая Русса). Напри­мер, с наигрышем «Милашка», имеющим псковский ареал распространения, исполняются припевки, ин­тонационно-ритмическая структура которых харак­терна для западно-новгородских районов.
Имеются сведения о бытовании пастушеских сигнальных наигрышей, исполняющихся на духо­вых инструментах, однако в экспедициях были за­писаны только имитации этих наигрышей голосом.
Формы хореографии, зафиксированные в Пор-ховском районе, чрезвычайно многообразны; они связаны с различными жанрами и историко-стиле-выми пластами народно-песенной традиции. На посиделках, беседах, супрядках, проходивших в осенне-зимний период, святочных гуляньях, водили хороводы — «караводы», однако записи хоровод­ных песен немногочисленны. Ведущую роль в тра­диции играл поздний репертуар. Широкое распро­странение в порховской традиции получили много­фигурные пляски с элементами игрового действия, вытеснившие ранний пласт хороводов. Наряду с этим, в Порховском районе зафиксированы архаи­ческие формы мужских и женских плясок. «Лома­нье» — традиционная мужская ритуальная пляска, в которой в особой художественной форме предста­ют элементы мужской боевой культуры. В основе девичьих и женских плясок лежит движение по кру­гу (одной или двух участниц) мелким втаптываю­щим шагом, определяющим название пляски: «во кружок», «кружка», «кружком топочут».
В традиции Порховского района представлены два типа СВАДЕБНОГО ОБРЯДА: свадьба со сва­товством (представляет собой детально разрабо­танный обрядовый комплекс) и замужество без раз­решения родителей («убегом»). Основные сведения о свадьбах «убегом» зафиксированы в черёхской традиции, в то время как свадьба со сватовством и развернутой довенечной частью в наиболее полном виде сохранилась в шелонской традиции.
Основные элементы структуры свадебного обряда:
—  сватовство родственниками жениха (возмож­но без его присутствия); приговоры на вход сватов в дом; «брали совет» — спрашивали согласия у роди­телей невесты; после договора о свадьбе — застолье; благословение жениха и невесты (единственное упоминание);
—  срок от просватания до свадебного дня: смот­рели дом жениха; готовили приданое, дары;
—  обрядовая  баня  в  канун  свадебного дня: сольные причитания невесты и матери, хоровые причеты;
—  зазывание гостей на свадьбу: невесту, на­крытую платком, водили по деревне, девушки при­читали;
—  зазывание умерших родителей невестой-си­ротой на перекрестке, на краю деревни; поездка на кладбище, причитания;
—  перевоз приданого и украшение дома жениха к предстоящей свадьбе;
—  утро свадебного дня: расплетение косы неве­сте и чесание головы; призывание родных «учесать головушку» — причитания невесты и подруг;
—  «красование» невесты перед приездом жени­ха: старшая подружка ходила по избе «с голов-
нь’ш»; выкуп «красы» дружкой; «сдача красы»; бла­гословение невесты;
—  приезд жениха в дом невесты: выкуп сундука с приданым, места за столом; прятали невесту; за­столье — дружка прикликал гостей к рюмке;
—  благословение и наделение невесты и жениха перед отъездом к венцу;
—  отъезд под венец: голошения матери или тет­ки по невесте;
—  катания молодых после венца, выкупы;
—  встреча молодых в доме жениха: обсевание житом на пороге, «наделение» молодых хлебом-со­лью; земные поклоны молодоженов родителям, просьбы о прощении;
—  свадебное застолье в доме жениха: выстила­ние пола соломой; выкуп места — «дрозда сгоня­ли»; выкуп невестиной косы; призывание гостей к наделению молодых — «рюмочку позолотить»; молодая одаривала родню жениха (клала дары на кашу);
—  второй день свадьбы: «бужение» молодых; «испытания молодой»; «отвбдины» — гулянье в до­ме родителей невесты; «шелуга».
Кроме отмеченных выше вариантов обряда, обусловленных локальными особенностями тради­ций Порховского района, изменчивыми оказыва­ются временная приуроченность и порядок следо­вания свадебных ритуалов.
Зафиксированные экспедициями образцы напе­вов и текстов хоровых и сольных причитаний пред­ставительны для традиции. На территории Ясен-ской и Дубровенской волостей были записаны раз­нообразные в композиционном и интонационно-ладовом отношениях напевы сольных причитаний невесты, ее матери и тетушки. Несколько вариан­тов хоровых причитаний, приводимых в настоящем издании, соотносятся по своим музыкально-типо­логическим характеристикам как с западно-новго­родскими, так и с псковскими образцами.
Свадебные обрядовые песни и припевки со­ставляют значительную часть собранного материа­ла. Экспедициями было зафиксировано более 30 пе­сенных сюжетов, приуроченных к ситуации свадеб­ного застолья в доме невесты (до венца) или в доме жениха (после венца).
Среди песенных форм с тонической организа­цией стиха выделяются напевы плачево-повество-вательной направленности, записанные в Дубро­венской волости («Образцы напевов и текстов сва­дебных обрядовых песен и припевок», №№ 1, 3).
Характерной чертой данной традиции является бытование сюжетов свадебных песен, раскрываю­щих тему расставания невесты с родом и имеющих в своей основе тоническую организацию стиха, с напевами плясового характера. Различные вариан­ты напевов с плясовой ритмикой занимают доми-
нирующее положение в свадебной традиции Пор­ховского района и зафиксированы повсеместно.
Чрезвычайно характерны для порховского сва­дебного фольклора напевы, в основе которых ле­жит музыкально-ритмическая формула пятислож-ника: песни «У ворот сосна сколыхалася», «Шапоч­ка соболина», «Что по ерничкам» («Образцы напе­вов и текстов свадебных обрядовых песен и при­певок», №№ 11-14), имеющие различное ладо-интонационное и мелодическое воплощение.
ПОХОРОННО-ПОМИНАЛЬНАЯ ОБРЯД­НОСТЬ характеризует одну из важнейших состав­ляющих фольклорной традиции Порховского рай­она. Основные сведения по этой теме были получе­ны в ходе экспедиции 1990 г. Записи образцов напе­вов и текстов похоронно-поминальных причитаний единичны.
Основные конструктивные элементы похорон-но-поминальной обрядности:
—  фиксация момента смерти: вывешивание от­реза ткани, полотенца, платочка на угол дома; вы­резание на ткани «зубчиков», «дырочек», крепление ткани лучинкой (ткань висела до сорокового дня, затем ее спускали на речную воду);
—  омовение покойного: одаривание тканью тех, кто мыл покойного, «чтобы руки не болели»; выли­вание воды под передний угол дома; спускание на воду полотенца, которым вытирали умершего;
—  надевание «смерятного платья», «савана» (у староверов);
—  уничтожение   предметов,   принадлежащих умершему: сжигание одежды и постели покойного на перекрестке, раздача нищим; разбивание посу­ды, использованной при омовении умершего;
—  изготовление гроба: одаривание и угощение тех, кто делал гроб; освящение гроба; убранство гроба: подушка, набитая сеном, стружки, икона, предметы, использовавшиеся при освящении;
—  положение покойного во гроб: вкладывание в правую руку покойного свечи; гроб ставили так, чтобы покойный лежал головой к иконам и «мог молиться»; причитания; прощания с умершим род­ственников, соседей;
—  вынос гроба из дома в день похорон; затем -мытье полов, приготовление поминальной тра­пезы;
—  путь к месту погребения: несли гроб на поло­тенцах; устилали дорогу еловыми ветками;
—  «прощание с покойником» на краю деревни, на перекрестке: гроб поворачивали так, чтобы по­койный был обращен «глазами» к деревне, и триж­ды приподнимали на полотенцах; поминали кутьей;
—  погребение: опускание гроба в могилу на ве­ревках или «долгих» полотенцах, их захоронение; причитания в момент опускания гроба в могилу; одаривание и угощение тех, кто копал могилу;
—  поминальная трапеза на кладбище, в доме, где жил покойный: кутья (пшеничная с медом или рис с изюмом), кисель, хлеб («поминальнички», «пышки»);
—  поминальные дни: третий, девятый, сороко­вой и годовщина смерти.
В системе обрядов, связанных с поминовением умерших, зафиксированы поминальные пригово­ры и припевы нищих и сведения об исполнении ду­ховных стихов нищими и убогими. В Порховском районе записан начальный фрагмент ДУХОВНО­ГО СТИХА с сюжетом «Два Лазаря», представля­ющий значительный научный интерес, поскольку записей образцов данного жанра на территориях, прилегающих к Порховскому району, и шире — в
центрально-псковских и северно-псковских тради­циях, нет.
В большом видовом разнообразии представле­на НАРОДНАЯ ПРОЗА (былички, поверья, леген­ды, предания), яркой характерностью обладает традиция народного врачевания, заговоры.

ДИАЛЕКТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ РЕЧИ, по возможности, отражены в расшифровках. В говоре встречаются следующие особенности: в области фонетики — «аканье» и «яканье», спорадически -«оканье», наряду с мягким «ч» отмечается и твердое «ч»; в области морфологии — может отсутствовать «-т/ть» в окончаниях глаголов 3-го лица единствен­ного и множественного числа (например, «ходя» -ходит, «нося» — носит, «прося» — просит).
Раздел 2
КАЛЕНДАРНЫЕ И ТРУДОВЫЕ ОБЫЧАИ, ОБРЯДЫ, ПРАЗДНИКИ
святки
(СВЯТЫЕ ВЕЧЕРА, КОЛЯДЫ)
Святки — двухнедельный праздничный период, во время которого строго соблюдались традицион­ные ЗАПРЕТЫ НА ПРЯДЕНИЕ, мотивирующиеся различным образом: «На Святках нельзя прясть -будут овцы кружйтьца» (Славковичи 2975-01). В «Коляды» все «верятёшки» сматывали и прятали -если в Святки увидишь «верятёшко», то летом уви­дишь змея (Качурицы 2211-15). В других случаях указывалось, что прясть все же можно, но только дома, в одиночестве, рано утром.1 По одному из свидетельств, с Рождества до Нового года проходи­ли гулянья, а с Нового года собирались супрядки, и только на Крещение следовало заключительное гу­лянье без работы, замыкающее святочный период (Верхние Горки 2205-37, 38).
Для того, чтобы в новом году был хороший урожай овса, на Рождество в прялку ввязывали но­вую кудель. «Накануне Ражаства Кыляда пришла. Кужлй тягали, ввязывали свежие в прялку, штобы был авёс хароший. Вот, бывало, стягаю кужель бальшённый и в прялку ввяжу. Эта в Ражжество» (Малое Заборовье 2973-35). Оставшуюся недопря-денной кудель прятали и хранили до Крещения.
На Рождество в доме ЗАСТИЛАЛИ ПОЛ РЖАНОЙ СОЛОМОЙ. «Христос родился в салом-ке в яслях — салбмку и клали» (Щерепицы 2193-06, 07).
Наиболее насыщены обрядовыми действиями были кануны праздничных дней святочного пе­риода, называвшиеся КОЛЯДАМИ. В подавляю­щем большинстве случаев Колядой считали день накануне Рождества; «на Коляду» начинали ря­диться. Сохранилась также память о двух Колядах — рождественской и крещенской — «хрящёнской», реже трех — перед Рождеством, Новым годом и Кре­щением.2
К кануну Рождества было приурочено ЗАКЛИ-КАНИЕ МОРОЗА3 — хозяйка заваривала толокно (или варила картошку) и затем ставила его на окно (выносила на улицу, в сени) — «на мороз», кричала:
«Марбз, Марбз, Ни марбзь мой авёс! Иди на акнб,
Ешь талакнб! Талакнб, талакнб, Кто выгляни[т] в акнб, Придёт есть талакнб!»
(Щерепицы 2193-06, 07).
То же самое делали в канун Крещения. Хозяин дома или ребятишки, садясь ужинать, клали в та­релку жито, ставили на стол и кричали:
«Марбз, Марбз,
Ни марбзь мой авёс!
Иди [в]ун к сусёду — марбзь! <…>
На тябё талакна,
Ешь талакнб!»
(Ясно 2178-01).
Накануне Рождества с пением «молитв», «сти­хов», с поминовением умерших «родителей» и прось­бами о подаянии ХОДИЛИ НИЩИЕ, СТАРЦЫ.-»
Вечером накануне Рождества совершался ОБ­РЯД КОЛЯДОВАНИЯ — обход дворов с пением пра­зднично-поздравительных песен — колядок. Участни­ками колядования могли быть дети (мальчики-под­ростки, девочки 11-12 лет). Колядовали, в основном, под окнами (пели «по подоконью»), иногда заходили в дом.5 Колядки завершались возгласным обращени­ем к хозяину дома с требованием одаривания.
Императивность слова усиливалась характером интонирования — «вот так и вопишь», «кричишь гулка»:
«Тётенька Праскавёя, Надялй-ка паскарёй! Марбз вялйк, Стаять не вялйт! Хлеба ламтйны, Нету — денег питачйны! Не режь, не ламай, Так и весь падавай!»
(Бёрдово 2971-11).
Колядовщиков наделяли конфетами, печеньем, яблоками, давали хлеб, сахар, деньги. Собранное после обхода деревни угощение делили между со­бой или устраивали складчину.6
Сведения об исполнении виноградин зафикси­рованы только в Дубровенской волости — северной части Порховского района, тогда как в централь­ной части района (Славковская и Верхнемостская волости) в памяти людей старшего возраста (1900-1910 гг. р.) уже не сохранилось воспомина-
ний, связанных с обычаем петь празднично-поздра­вительные песни с припевом «Виноградье красно-зелёное моё».
Обход дворов колядовщиками непосредственно сменялся пением рождественского тропаря «Рожде­ство Твое, Христе Боже наш» — РОЖДЕСТВО СЛАВИЛИ, ХРИСТА СЛАВИЛИ, ХРИСТОСЛА-ВИЛИ. Исполняли тропарь преимущественно муж­чины («пасалбмшшики»), когда возвращались с церковной службы домой. Его пели так же, как и колядки, под окнами.7 Славление Христа продол­жалось утром в день Рождества. В утренних обхо­дах активное участие принимали дети и подростки. Хозяев вызывали на крыльцо, или один-два челове­ка из колядующих заходили в дом, а другие остава­лись на улице и пели тропарь.8 Участников ритуала обязательно одаривали. «Вот подайдут под акнб, пают. Праздравили, прапёли — нада вынести рубе-лёк. А раньше выносили зярнб, и с саночкам езди­ли. В мяшбк, хто што вынясит — высыпали и вазй-ли» (Луг 2980-01).
Взаимодействие обрядов колядования и христо-славления проявляется в фольклорной традиции в контаминациях молитвословного текста и импера­тивных обращений к хозяевам дома с просьбой о наделении («Образцы напевов и текстов календар-но-обрядовых песен, припевок, выкриков», № 6).
Христославщики обходили дворы «СО ЗВЕЗ­ДОЙ», описания которой многообразны: «Ришатб калбли напопалам, ётат абручбк-та. Калбли и дела­ли так — крястбм. Он палучаетца как пузырь такой. Масла пириливали в бумагу и обтягавали. Ико-ночки с аднбй стороны [и] с другой стороны (бу­мажные есть такие иконки) приляпляли. А туды ставили пузырёчек с маслам. Зажжён, как свечечка» (Луг 2980-01). «Звязда — вот так: сначала палка, па­том круглая штучка такая, и ана бумагой обклёи-ватца. Такая нада, штоб вот такй дуги. Фонарём, штоб там святило это в сярёдку. Там аны придела­ли, штоб свечка не валйлася, так стаяла. А тут -кругом сделана, и кресткй поставлены. И ходят аны [христославщики], вертят эту штуку-та и пают» (Большой Волочёк 2976-09).’
Одна из важнейших доминант святочного пери­ода связана с традицией РЯЖЕНЬЯ. Ряженые хо­дили «…с Ражаства и да Крищёнья, две недели пач-тй» (Подсевы 2980-19). Народная терминология ря­женья: «облаживались», «обделывались», «чуди­ли», «комёдили», «комедианили», «бедокурили», народ становился «пугалом», «шутили», «шутки де­лали», наряжались «чучелом». Собственно ряженые именовались «наряжбниками», «наряжухами» и «наряжбхами».’ °
Общие сведения о ряженье зафиксированы по­всеместно на территории Порховского района. От­мечается приуроченность ряженья к вечернему вре-
мени, к канунам. Рядились и молодые, и старики. Ря­женые ходили артелью по своей деревне, ездили в чу­жие деревни. Для веселья брали с собой музыкаль­ные инструменты- гармошку и балалайку, на кото­рых подыгрывали себе под пляску, пели припевки.11
Среди персонажей ряженья наиболее многочис­ленны описания ряженых «цыганами»:12 «цыганям собирались», «сряжались» — надевали длинные «ма­мины» платья, старинные сарафаны. Важное качест­во их облика — то, что они одеты «не так, как следу-е[т]»: шуба — кверху шерстью, «толкушка» привяза­на к боку (Осташево 2982-06). «Девушки — в цыган­ках, ну а парьни-то цыганам наряжались — усы на-вядут углём, вот. Рубахи какй-небудь найду[т], што вот на цыгана был бы схож ба» (Подсевы 2980-10). «Цыган» приходил вдвоем с «цыганкой», она гада­ла по руке, вместе они плясали, и их одаривали хле­бом, куском мяса. «Цыганка с ребенком» просила подаяние: «Сахару давайте — ребёнку на соску!».
Распространены такие ряженые, как «Старик», «Старая Баба», «Баба Яга», «Чёрт», «Нищие».13 Название персонажа ряженья поясняет наиболее характерную деталь его облика: у «Старика» -льняная борода, у «Бабы Яги» — помело, у «Нищих»
—  соответствующее одеяние. «Нарядимсе и вот па дирявням ходим. Адёнимся-та грязна, худа и рвана. И каликай,14 и маркбвкай, капустай абвёсимси» (Ольхово 2980-29).  Ряженый «Чёртом» надевал «пальтушку», самодельную маску из марли, приде­лывал «рожки».15
Среди мифологических зооморфных персона­жей: «Медведь», «Свинья», «Гусь», «Козёл». «Хадили и медьвёдем. Вот Сенька любйу хадйть всё медьвёдем
— шубу вываратют, и он и придёт. <…> Пляшут и всё» (Подсевы 2980-19). «Лошадь» — связывали двух чело­век «задница к заднице» и накрывали покрывалом, еще один человек садился на «лошадь» верхом.16
В нескольких деревнях Порховского района за­фиксирован ряженый «Курыш»/«Куруш».17 Харак­терно, что в представлении этого персонажа уча­ствовали дети. «Раньши даже малинькии-та мы, бы­вала, [рядились]. Шубу абарбтим, да и веник привя­жем — хвост, и пляшем. Руки, рукавы-та, туда, е на-гу [в валенки]. И вот тут и пляшишь:
Куруш-куруш, папляшй, Тваи дети харашй. Аи, нос кручком, Жопка с яшшечком.
А куруш пляше[т]! Абдёлавши-та» (Ольхово 2980-29).
Один из характерных приемов ряженья — пере­одевание в одежду противоположного пола.18 «Жёншчина одяваетца там в мужчину: штаны там, каку-та гимнастёрку с арденам. А мужчина там в жёншчину пиридяваетца. Ну и кто как мог — чуди­ли» (Подсевы 2980-10). В некоторых случаях такие
ряженые получали наименование — «Суженый-ря­женый»: женщины надевали мужские брюки, «ко­жанку», шапку, брали в руки гармонь (Качурицы 2211-15).

Ряженье активно включалось в обрядово-игро-вые сценки смеховой направленности. Один из наи­более распространенных сюжетов связан с отпева­нием и похоронами «Покойника».
Наряжали «Покойника»: клали парня на доску («лежит приставивши»), привязывали к ней «ути­ральником» (полотенцем), накрывали белой про­стынью, несли по деревне и приносили на беседу. Девушки по очереди подходили и плакали голосом: «Ванюшка, прошшай, прости». По одному из рас­сказов, когда подошла последняя девушка — парень «газ пустил». Девушка сказала: «Ой, девки! Тело-то уже спбртилось, уже пахнет, понесём его в часов­ню». В конце игры парень, наряженный «покойни­ком», вскакивал с лавки и пугал девушек.19
Не менее распространена и шутейная свадьба: «женили», «венчали» жениха и невесту. Рядились пожилые мужчины: «поп» — в армяке, волосы сдела­ны изо льна, «шапку какую-нябудь, далжнб быть, делаешь ту, катбру ня есь смяшнёе», «платье пожи­лых жёншин адёнет», «красный пояс», в одной руке держит соломенный крест, в другой — «кадило» (банку с дымящимися углями). «Сзади за ним яшшо идёт как "пасалбмщик"» — «тот маленько папрбш-ше, в каком-нябудь пиджачёчке», «памазан сажей: брови навядут, штббы ня узнать, делают усы». «Же­них с невестой» и «поп с псаломщиком» ходили по кругу, «поп» пел, а «"пасалбмщик" што ж? — он тбк-мя собирает деньги и подпевает "попу"». Сначала «авенчает, а патом: "Жанйх — плати!"».20
Записаны небольшие фрагменты имитаций цер­ковной псалмодии с текстами смехового плана:
«Учись шши варй-и-ити,
Каров дай-и-ити,
На м… блох давй-и-ити.
Богу помолй-и-имся.
Вам жить-поживать.
Добра наживать.
Алилуйя, алилуйя, алилуйя!»
(Климово 2986-38).
Атрибуты ряженья и нормативы поведения ря­женых связаны с образом «мира наизнанку». Они, с одной стороны, нацелены на вызывание ритуально­го смеха (рядились «кто смяшнёе», «надо рассмя-шйть») и одновременно часто провоцировали страх. «Ряженым абдёлаесси, белым — и плат, и всё. Другой раз рябяты-та подойдут: "Ох, тбшнинька, ах, тбшнинька!" Так шутили, [что] баялися, што Бог знаит! Па нёскалька чилавёк сразу идёт, так где ж не испугаться — страшна!..» (Ольхово 2980-23). По отношению к тем, кто повстречается им на пути, ря­женые вели себя активно; например, валяли в снегу (Качурицы 2211-15).
Отмечены необходимость изменения облика и запрет на подачу голоса ряжеными21 для того, что­бы быть неузнанным — «сделан так, штббы не заме­тили, кто это» (Климово 2986-38). В качестве атри­бутов ряженья наиболее распространены шубы, ис­пользовавшиеся независимо от номинации и обра­за обрядового персонажа. Активно участвовала в создании смехового облика одежда:
—  одетая не по правилам — например, шубы, вывернутые «кверху шерстью» (наизнанку);
—  негодная — худая, рваная, грязная;
—  чужая — не принадлежащая участникам об­ряда, одежда противоположного пола;
—  старинная (армяки, кафтаны, длинные руба­хи, сарафаны, лапти).
Лица закрывали марлей, тряпками, надевали чулки; чернили сажей, углем; выбеливали — обсыпа­ли мукой, крахмалом, мазали мелом; углем рисова­ли брови, усы; делали бороды изо льна или ваты.22
Упоминается использование ряжеными само­дельных масок из бумаги, тряпок.23 В д. Крутец они назывались «страшными» (2978-09). «Шубу вывер­нут и наденут маски, шапки шаршавыи. Так и нам-та, бывала, не узнать, што пракужаютца што-ни-будь такое» (Ольхово 2980-23). В д. Климово опи­сан архаичный вариант маски ряженых из меха, за­крывавшей нижнюю половину лица — «шубная бо­рода»: «А вот шубные такие [бороды]. Вот тут при­строят, тут разрежут — рот, привяжут [к носу] — вот у него будет борода. И тут у шеи пристроят. Вот как раньше пожилые мущйны с барадбй ходят» (2986-38). Сзади маску закрепляли льняной нитью.
По многим рассказам, важнейшей составляю­щей смехового действа, разыгрываемого ряжены­ми, была пляска под гармонь, балалайку или «под язык».24 Под пляску пели «озорные» (похабные) припевки. За пляску ряженых одаривали, подавали деньги или что-нибудь съестное: куски сахара, бражку, водку, сырые яйца, свинину, муку. «[При­дем] — как пустимси плясать, все адёвши-та худа, нам и свинины надаю[т], и денег надаю[т], и муки насыплю[т]» (Ольхово 2980-29).
Собранное угощение далее использовалось уча­стниками ряженья для приготовления совместной трапезы — складчины. «Блины пякём, ляпёшки пя-кём. Забран тарьбёшки с сабой. Муки-та нам на­сыплю^]» (Ольхово 2980-29). «Дают нам [всего] (эта как ряженым-та ходим). Надают, так мы при­дём поели, стол сабярём, чай грёим. Што дадут нам там — едим да и пьём чай» (Ольхово 2980-23).25
Мотив выпрашивания даров и различные спо­собы их получения можно рассматривать как цент­ральный смысловой элемент ритуала ряженья. Воз­можно, что именно этим обусловлены номинации обрядовых персонажей или их группы (например, «цыган», «цыгане»).
В Святки делали «Чучело»: мужскую одежду (штаны, рубашку, шапку) набивали соломой и ста­вили на крыльцо или посреди деревни — «мужика слепят» (Столыпине 2172-04, РФ 1751). Дети лепи­ли из снега «Бабу Ягу» (Лашково 2190-13).
Основными участниками ритуальных БЕС­ЧИНСТВ МОЛОДЕЖИ были молодые парни -«мальцы». Молодежь «бедокурила», «озоровала»: «…так вот привяжут талкушку [к двери] или можут дрови кинуть» (Подсевы 2980-10). О ритуальном статусе таких действий свидетельствуют коммента­рии местных жителей о том, что озорства — необхо­димый и закономерный элемент зимних празд­неств: «…в святки обязательно начудить надо» (Лог 2982-18).
Самые распространенные виды бесчинств:
—  ритуальное воровство (крали дрова, увола­кивали сани и дровни, закидывали их на деревья, на крыши домов);
—  закладывание печных труб, закрывание во­рот, дверей (обрезали веревку от щеколды и под­пирали бревнами, дровами, заваливали соломен­ными пуками, разным хламом, завязывали прово­локой);26
—  «скрьшку делали», «скрыпучку»: делали так, что на морозе дверь скрипела — «всяким голосам выговариват» (Быстро 2193-20).
Некоторые озорства имели брачную направ­ленность. Именно с этой целью символически со­единяли парня и девушку, которые в глазах дере­венской общины считались потенциальной брач­ной парой: «нитки наводили» — протягивали нити между их домами, раскладывали дрова из поленни­цы на дороге.
Характерным элементом святочной обрядности являются разнообразные ГАДАНИЯ. «Ета на Святках. Вот пёрва Ражество прайдёт — и вот га­дали» (Подсевы 2980-09).
Значительная часть сюжетов гаданий была свя­зана с нечистыми местами: «крестами» (перекрест­ками дорог), баней; с пограничными локусами -под окнами дома, под дверями церкви; с неосвоен­ным пространством — за деревней, у проруби и т. д. Время гаданий — вечер, ночь (около двенадцати ча­сов ночи).
В основном девушки гадали на будущее замуже­ство: суждено ли выйти замуж в будущем году, в ка­кой стороне живет жених, каков будет характер бу­дущего мужа и его родни и т. д.
—  «Снег пололи», «снег сеяли».27 Девушки хо­дили «на кресты» («за деревню выйдешь») и слуша­ли. «Эта в падол набярут [снега] дявчата. А патом прислушиваютца: где ли сабаки залают или кто-та где-та крикнет — значит, аттуда суженый-ряженый будет. Каждый па очереди и слушая» (Подсевы 2980-09). Могли «полоть снег» метелкой — «ночёв-
кой». Если во время гадания слышался плач — это сулило смерть. В тот момент, когда набирали снег в подол и трясли его, приговаривали:
«Палю, палю сняжочик, Палю бёленькай сняжбк, Ты залай, залай, сабачка, Где мой мйленькай дружок»
(Быстро 2193-20).
—  «Слушали на мусоре»: «целую неделю (три дня) капйли» мусор (не выносили из дома) и в Рож­дество шли с ним на перекресток. Вставали на му­сор и слушали — что прислышится («сеяли мусор» -Осташево 2982-06).28 Варианты:  кидали кусочек хлеба (зажигали лучину) и слушали, где собака за­лает — в ту сторону и замуж выйдешь.29
—  «Слушали» — «слухали под оконьем», спра­шивали имя суженого, подслушивали, о чем гово­рят у соседей, подбегали к окнам и спрашивали: «Как сужена звать?» — и ждали, что ответят.30 Шли к церкви, прислонялись ухом к замочной скважине и слушали — поют или плачут (Верхний Мост 2989-01). Заворачивали девушку в белую простыню, она ложилась на землю и приговаривала: «Сужено-ря­жено, ты приди ко мне наряжено. Если придёшь, ты меня позови» (Поддубье 2195-30).
—  Несли золу на перекресток дорог и «смотре­ли» — в какую сторону ее понесет ветер. «Наскрябут на заслону или на што [другое]. Залы вазьмут и пай-дут высыпать. Высыплют, и вот аткуда вётир, куда залу панясло — значит, ей будит дроля с тово боку» (Подсевы 2980-12).
—  Гадали на таракана: несли таракана в спичеч­ном коробке на «кресты», там выпускали с приго­вором и смотрели — в какую сторону он побежит; коробок клали под подушку — суженый должен при­сниться. Приговаривали: «Таракан, таракан, при­веди меня к тем сеням и тово сужена повидать, за каким мне замужем бывать» (Ямкино 2182-09). То же самое делали с сороконожкой, приговаривая: «…у тебя сорак ног — сведи меня туда, где сужена мая» (Путилове 2180-03).31.

—  Бегали с лепешкой (блином) по деревне: если угостить блином парня, попавшегося навстречу, он и будет женихом; если навстречу попадется мужик с бородой — будет богатый муж, если никто не попа­дется — замуж не выйдешь.32
—  Смотрели в зеркало: шли в баню или в холод­ную половину избы, надевали на шею хомут, зажи­гали свечи, ставили зеркало против зеркала, сади­лись лицом к одному из них и глядели — должен по­казаться жених.33
—  Смотрели в стакан с водой: после двенадцати часов ночи шли в баню, зажигали свечку, наливали в стакан воду, опускали в нее обручальное кольцо и высматривали жениха: «…глядели долго — судьба придёт». Выливали в стакан с водой яичный белок
(«белунок») и ставили на божницу. Утром смотрели — что привидится.34
—   Пересчитывали предметы: «тын считали», «тын  меряли»,  «сгороду захватывали»,  «дрова охватывали», «полешки тягали». Если захватишь четное количество — выйдешь замуж или будет па­рень на гулянке, нечетное — останешься одна. В ам­баре «бревна захватывали»: узнавали — за бедного или богатого жениха суждено выйти замуж. Приго­варивали: «Мяшок, засёк, мяшок, засёк…». «Ме­шок» (нищенская торба) — означал бедность, а «за­сёк» (хлебные закрома) — богатство.35
—   Загадывали на характер будущих мужа, све­крови, свекра. Зажмурившись, брали три горячих камешка с каменки и бросали в пруд или прорубь. Если зашипит — будет свекровь злая, муж серди­тый.36
—   Гадали с лучиной: три-четыре девушки с за­вязанными глазами шли к проруби или к колодцу, держа во рту лучинку (три «огарочка», крестик из лучинок), мочили ее в воде и затем пытались за­жечь. Если загорится (будет ярко гореть), то это су­лит хорошую жизнь в замужестве (или означает, что муж будет «курящий»), не загорится — девушку ожидает плохая супружеская жизнь, злая свекровь (или — муж не будет курить).37
—   Падали навзничь на снег, а утром смотрели: если «перестёбано» (исхлестан снег на этом месте), то мужик будет драчун (Ясно 2175-09).
—  Загадывали перед тем, как лечь спать, чтобы приснился «суженый-ряженый», «где замужем бы­вать»: если приснилась дорога — значит, выйдешь за­муж. Перед сном щепали лучинки и делали из них (а также из спичек, прутиков от веника) колодец и кла­ли его под подушку с приговором: «Суженый-ряже­ный, приязжай на мой колодец поить лошадь». Кто приснится — за того и замуж пойдешь. Клали также пояс, зеркало, расческу, обращались к суженому-ря­женому: «Приди, су^жено-рАжено, расчеши меня!».38
Загадывание на сон считалось самым «надеж­ным» и «верным» способом узнать свою судьбу. «Я палажйла зеркальце и сказала: "Суженый-ряженый, приди, папрасйзеркала". Ну вот, патом ночью дей­ствительна падашлй ка мне два парня. Адйн и га-варйт: "Дай мне, пажаласта, зеркала". А я утрам-та встала, дявчатам и гаварю: "Девчонки! Вы знаити, я каких двух парней видела! Я никагда их не видела нигде". Ну вот, а патом аднажды прихадйл "вагон-клуб" суда. А я вот (такая Антанйна была девушка, ана пастарши меня) гаварю: "Тоня, Тоня, иди-ка су­да, вот — парня я каторава видела". А он толька дембилизавалса с арьмии. А ана как рассмеётца: "Придумала! Сама — как эта, а парень уже". Он, и правда, на семь лет меня старше. Я гаварю: "Да, Зтава [видела]. Этат был, этат был. Чупатый, — я га-варю, — в такой же адёжды — галифЗ, рубашка белая
и пиджачок. А втарой — брат ево, в карйчневам ка-стюми был. И я их так видела". Так вот, правда» (Подсевы 2980-09).
—   Перед сном рассыпали в сенях льняное семя с приговором:
«Сею, сею семечка
Па свайм па сёничкам.
Приведи меня, эта семечка,
На тыи сенечки,
Где мне замужем бывать
И тое сужено увидать».
Загадывали, чтобы приснился дом будущего мужа (Заболотье 2183-05).
—   «Олово лили», «олово плавили», «бумагу жгли»:39 смотрели на тень — «что выйдет, что приви­дится». Если получится «куча» (как шапка) — заму­жество, если увидишь стог сена — одна будешь, если машину — выйдешь замуж за шофера (Щерепицы 2192-30).
—   «Валенок кидали» через крышу бани, амбара. Если перекинешь — скоро выйдешь замуж. Смотре­ли, куда валенок «носком» ляжет, туда и замуж выйдет девушка; если валенок «застрянет» на кры­ше — девушка долго не выйдет замуж.40
—   «Петуна приносили», «иглу в жерновах мо­лоли».41
—   В канун Крещения, во время вечерней трапе­зы, девушки гадали: во время ужина выходили на улицу и заглядывали в окна — должен привидеться жених (Качурицы 2204-27).
С девичьими гаданиями на Святки связано мно­жество быличек.
Во время Святок проходили праздничные ГУ­ЛЯНЬЯ, на которые собиралась молодежь из- раз­ных деревень. На этих гуляньях так же, как и на су­прядках, водили хороводы, плясали, играли в раз­личные игры.
Повсеместно в день Крещения или накануне ЗАКРЕЩИВАЛИ двери и окна дома и различных хозяйственных построек, рисуя мелом небольшие крестики. «Вот тут в избы три крестка, в сенях крестки, на дверях и с улицы. Вот где бы вы вхадй-ли в дом, в изёбку-то, сюды — в коридорчик-то, и там крестки» (Малое Заборовье 2973-35).42
Кроме того, в Крещение делали крестики из со­ломинок, лучинок или веточек крушины, украшали их цветными тряпочками или бумажками. Чаще все­го такие КРЕСТИКИ СТАВИЛИ НА КОЛОД­ЦАХ.43 Их могли также класть «в сено», чтобы оно было «споркое» (сытное), в подполье, где хранился зимой картофель и другие овощи (Кондратово 2988-32). С крестиками из лучинок гадали на Крещение -мочили их. в проруби, затем поджигали; замечали -зажжется или нет (Верхний Мост 2988-76).
В Крещение повсеместно проходили МОЛЕБ­НЫ на освящение воды в реках, называвшиеся в на-
роде «Водбкшей». Делали «Ярдань», прорубь в фор­ме креста, и освящали воду.44 «Вот как была в нас Кряшшёння — тут бь’ша вадасвятяя в цёрьквы. Так тут воду берёшь и святишь» (Славковичи 2974-33). Взятая в Крещение из Иордани, обычного колодца или привезенная со службы в церкви вода называ­лась «кряшшёнской» и считалась святой. Она широ­ко использовалась в народной медицине. Этой во­дой окропляли скотину в заветные праздники.
В качестве оберега от нечистой силы подойник в Крещение заполняли водой, чтобы колдун не вы­кликал молоко.45
По одному из свидетельств, в Крещение так же, как и в Егорьев день, ОДАРИВАЛИ наемного ПА­СТУХА: ему несли в этот день крашенные в желтый цвет яйца и хлеб — «барышку» (Демиденки 2965-13).
На Крещение проходили ЯРМАРКИ, на кото­рых «высматривали невест». Судя по двум описани­ям из Порховского района, в Крещение «крали» не­вест, увозя их прямо с ярмарочного гулянья в но­вый дом.46
Следующий после Крещения день — «ИВАН» (Собор Предтечи и Крестителя Господня Иоанна). Имеется единственное свидетельство об Иванской Коляде (кануне этого праздника). «Девятнадцатава Крешшёнье, а Кыляда — эта Иваньская. Крестил-та яво [Иисуса Христа] Иван Креститель в наш празд­ник» (Малое Заборовье 2973-35). Та же рассказчица отмечает, что нынешняя Крещенская Коляда заме­нила старинную иванскую: «А в Иваньскую Кыля-ду (вот тяпёрь — в Крищёнскую), эту кудёлину неси в поле, эта всё на поля» (Малое Заборовье 2973-35). С Иванова дня начинали ходить в сваты (Кондра-тово 2988-32).
В зимний мясоед по воскресеньям КАТА­ЛИСЬ на лошадях и с гор на «ледянках», делали кучу-малу.47
«СТРЕТЕНЬЕ», «ВСТРЕЧЕНЬЕ» (Сретение). Существует единственное описание обычаев этого дня, связанное с драками «мальцев»: парни ходили в чужие деревни и дрались из-за девушек (Качури-цы 2204-26).
МАСЛЕНИЦА
Суббота перед масленичной неделей — РОДИ­ТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ (Вселенская родительская суб­бота), день поминовения усопших.
Ходили в церковь — освящали поминальную еду. Часть еды отдавали нищим, «побирахам». «А патом, када уже кончитца [служба], тагда уже раз­бирают чашки. Попам или певчим там, вазьмёшь с чашки, паложишь на стол. А там — пабирахам всё астанитца. Дашь им, бабам старым-то. На стол па­ложишь. Раз ты принясла паминать, в цёрквы на стол и паложишь» (Крюково 2970-09).
Немного поминальной еды приносили домой и давали детям: «Если ребята дома есть, вот скоко-нибудь канфёташик дати [надо]. Там мол, "дедушка прислал", "бабушка прислала" — как будта бы па-мянуть вот так нада. Эта памйнки называютца» (Крюково 2970-09).
Обычно празднование начиналось с четверга («загуливали» Масленицу) и продолжалось до вос­кресенья. Основные гулянья проходили в послед­ние два-три дня масленичной недели.
Встреча Масленицы была отмечена различны­ми ритуальными действиями. Так, в д. Скрипово ЖГЛИ соломенный сноп — «КУКУ» (2983-06), а в д. Щерепицы начало праздника ознаменовывалось приготовлением ритуальной еды, традиционной для этого праздника — ЖАРИЛИ ЯИЧНИЦУ (2193-06). «Вазьмёшь чашечку, туда яёц набьёшь, малака нальё[шь] и — на агонь. А яно и сдёлаетца» (Бёрдово 2971-22).

Кроме того, всю масленичную неделю пекли БЛИНЫ. Печь блины начинали на следующий день после «мясных заговен»: «Пройду[т] загавены мяс-ныи — вот на масленай нидёле, и пяку[т] блины. Эта встарь. <…> Блины всякие пяклй: и авсянаи, и жит­ный, и гарохаваи» (Бёрдово 2971-22), ели их с ква­сом. Также варили овсяный кисель, пекли горохо­вые пряники.48 Различалась еда, приготавливаемая только на встречу и проводы Масленицы, и та, ко­торая готовилась в течение всей недели. Судя по не­которым рассказам, яичница входила в состав тра­пезы, отмечающей начало и конец недельного праздничного цикла, а блины упоминались как ос­новное ритуальное блюдо Масленицы.49
Значительная часть обрядово-праздничного со­держания Масленицы связана с различными вида­ми КАТАНИЙ.
Масленичные катания отличал особый размах, интенсивность, разнообразие типов, сложное пере­плетение празднично-демонстрационной и риту­ально-магической функций.
Сведения общего характера о катаниях на ло­шадях встречаются повсеместно.50 Каждая деревня имела закрепленный традицией день для катаний, о котором знала вся округа. Ездили кататься, в ос­новном, по соседним деревням (за 10-12 км); упоми­нались катания по льду озера.51
Катания на лошадях имели особенно нарядный вид и праздничный характер. Парни приглашали кататься девушек, с которыми дружили, брали с со­бой деревенского музыканта — обычно гармониста. Для масленичных катаний выбирали лучшую вы­ездную лошадь, запрягали расписные сани. Во вре­мя катаний пели припевки под гармонь и масленич­ные припевки.
Поскольку такое катание могло продолжаться несколько часов, то, чтобы не замерзнуть, клали в
сани две подушки, на которые садилась девушка, а ноги укутывали тканым цветным одеялом и покры­валом. Возвращались после катания домой лишь поздно вечером.52
Существуют свидетельства о гонках на конях, которые устраивали мужчины — «чей бегун каво об­гонит», «взапуски катались».53
Мотивировка масленичных катаний устойчиво связана с воздействием на рост льна:54 «в Масленку пакатаешься — и лён длинный вырастет» (Подсевы 2980-12). С этой же целью взрослые катали малы­шей. «И ребятишек катали. Придут: "Ну, дядя Се­рёжа, запряги, — скажем, — каня". Ну вот, я запря­гаю каня в дровни. И сажаю ребятишек, как бы лён лучше вырос. Штоб больше ребят было, полные дровни. <…> Вот (й)их катают, аны песни пают» (Подсевы 2980-12). Взрослые не могли отказать в просьбе детям: «…запрягаешь — ня хочешь, штобы лён пропал» (там же). В д. Кириллово рассказыва­ли, что во время катаний по деревне ребятишки прыгали с дровней и кричали: «Вот такой лён боль-шо-о-ой!» (Кириллово 2981-40).
Сведения о катаниях с гор не столь распростра­нены.55 Дети, молодежь катались на санках, на ре­шетах и ледянках. «С гор катались мы. В нас <…> такая гора была. Вот атсюда начинаешь и вот тудь’1 далё-о-ко всё эти катютца санки» (Подберезно 2973-11).
Масленичные катания были тесно связаны с брачной тематикой — чествованием молодоженов на Масленицу. «МОЛОДЫХ ПРИМОРАЖИВА­ЛИ» — во время катания им загораживали дорогу, требуя выкупа. Только откупившись гостинцем, молодые могли продолжать путь снова (Столыпи-ноРФ 1751).
Составляя непременный атрибут Масленицы, ГОСТЕВАНИЯ были связаны, в основном, с посе­щением молодыми супругами родителей жены в четверг или пятницу на масленичной неделе — «зя­тья ездили к тёще на блины».56
Необходимым элементом масленичной об­рядности, непосредственно связанным с брачной тематикой, являлась «ШЕЛУГА», «ШЕЛЫГА» или «ШУЛУГА». Сама «шелуга» представляла собой тряпичный мячик, украшенный цветными лоскутками, нашитыми по всей поверхности -«ана лахматая, шелуга-та, палучаетца» (Деми-денки 2965-15).
Ее шила молодуха специально к Масленице. «Выхажу я, примерна, замуж. Вышла замуж в другу^ дярёвню. Пашла за вадой. Мальцы не дадут вады нанасйть. Будут ваду выливать, пака ты шелугу не сашьёшь. Вот такой круглый сашьют мячик, как в футбол [играть]. Туда набьют опйлков, а тут всяких тряпочек, так болтаютца. И вот эту шелугу сашьёт маладая» (Демиденки 2965-15).
После получения шелуги в качестве выкупа парни играли с ней:57 «Вот мальцы вдоль улицы (зимой, па снегу) и стебают нагам этыт шелугу, как футбольный мяч»; «И мужукй, и парни эту шулугу так и ганяют. Артель на артель. Это было весело. <…> Вот артель — мы туда, вы суда, как футбол. Хто вот угоне [угонит], примерно, на адну сторону дярёвни, хто на другую. Такая игра была. И до тех пор играют, пака не разабьют» (Демиденки 2965-15).
Единичный характер имеют сведения о РЯЖЕ­НЫХ на Масленицу. «Ряженые хадйли ня только на Маслиницу, а всю неделю, считай, хадйли. Хто што одявал — и женское, и мужское. "Цыганям" об­делывались, собиралисе "цыганем"» (Подберезно 2973-11).
В течение масленичной недели собирались каж­дый вечер на перекрестках дорог («крестах») и пели лирические, так называемые «далявые» песни (ЛашковоРФ 1758).
Наиболее насыщен ритуальными действиями был последний день масленичной недели — Про­щёное или «Прощальное» воскресенье, «Прошен­ный» или «Прощальный» день. «Прошшённый… Год прашёл, так адйн адному нада прошшатца, штоб все грехи простились бы. Мы с табой переру­гавши, а попрошшаисси. Эта уже — как памирйсси» (Подберезно 2973-11).
В некоторых деревнях Порховского района в этот день проходили ЯРМАРКИ.58
Центральное событие последнего дня — СОЖ­ЖЕНИЕ МАСЛЕНИЦЫ — происходило поздно ве­чером, «на смерканье». «Маслину празднаваю[т] у нас — вёчирам жгу[т] кастёр, сабираютца» (Бёрдово 2971-22). Гулянье могло продолжаться всю ночь: «Да каких пор хошь. До каких пор твая душа жа-лая. Хоть и да утра гуляй» (Бёрдово 2971-22).
Этот обряд обозначается такими устойчивы­ми выражениями, как «провожать Масленицу», «жечь Масленицу», «жечь масло». В последнем случае название мотивировано представлением о сжигании на масленичном костре скоромной пи­щи, которую в период Великого поста сменяла по­стная.59 «Мясоедь кончаетца, а пост начинаетца. Так вот — "масло сожгли", не поишь [больше]» (Луг 2980-01). «Будем праважать Маслену. Мясо-ведь прайдё[т], пост-та Вялйкай настаня» (Бёрдо­во 2971-22).
Другие варианты названия масленичных кост­ров: «огни», «огнище». В одном из рассказов акцен­тирована их продуцирующая направленность — «чтобы лён рос хороший» (Желавкино 2978-13).
Основные формы масленичных огней — костры и факелы. Они сооружались:
— на горах, горках, высоких местах;60 упомина­лись сжигания Масленицы на местах древних куль-
товых погребений — на могильниках (Качурицы 2204-23). «Я ня знаю, за што так называют. Вот у нас гора Магазёя. Вот гора Магазёя, гора Зайцева и Мядвёдак — вот всё эта горы так называютца. А вот жгу[т] Масленцу всё на горы Магазёя» (Бёрдово 2971-22);
—  за деревней, на краю деревни;61
—  на перекрестках дорог — «на крестах»;
—  в поле: «Вот у нас свая дярёвня сабярётца, у поля выйдет, жгёт. В другой дярёвне смотришь -там жгут» (Луг 2980-01).62
В обряде сожжения особое значение приобрета­ло согласованное коллективное шествие вдоль ули­цы: «Вечера дождутца — пойдут пёрьва на один край. Сожгу[т] Маслиницу, потом на другой край пойдут — сожгу[т]. А патом уже аттудава йду[т] ар­телью» (Подберезно 2973-11).
Рассказывали о сооружении костров больших размеров, в организации которых участвовала вся деревенская община. В качестве главных участни­ков упоминались подростки, молодые парни и де­вушки, которые собирали хворост в лесу, обходили дома, прося у хозяев веники или солому, после чего свозили все это на то место, где будут жечь костер.63 Каждый вносил свою лепту в устроение масленич­ного костра — от пука соломы и более, «кто што не­сёт». «Верес собирали днём. Полный день саби-раешь. <…> Вси, рабятня. Вот пайдёшь, насякёшь бревен — принясёшь, паложишь в кастёр. <…> Вёчи-рам, часов в вбсимь вёчира, зажгёшь» (Бёрдово 2971-22). К костру собиралась вся деревня — и моло­дежь, и старики: «…сабираемся все в кучу, весь на­род сабираетца» (так же).
На масленичном костре жгли пучки соломы или соломенные снопы,64 пуки льна и «последки» куде­ли, верес,65 веники, дрова, старую обувь,66 колеса (Лашково РФ 1757), бочки от дегтя («баклаги») и просмоленные ведра, в более позднее время — бал­лоны (резиновые автомобильные камеры). «Вересу насякёшь, "пуги" такйи делаешь — жгём Маслену. А тапёрь-та вон баллоны возю[т] да всё. Там уже што хошь делай, там всё гулянье. И вот, бывала, верес сяку[т] ды носим. Верес скарёй загараетца. А туда вот и сапагй резйнавые, благие, кидаешь. Кругом саляркай абальёшь» (Бёрдово 2971-22).

Факелы представляли собой длинные жерди, палки, обмотанные соломой или льном. На них могли водружать соломенные снопы, привязывать веники, вешать корзину. Жерди выбирали наиболее длинные и поднимали их «повыше» — «вздь’шут вы­соко», чтобы «далеко видать было — там загарёлась Маслена, там…» (Качурицы 2204-23). «Бывала, дасть атёц сапог рязйновый, надёнишь на палку и бяжйшь скарёй на Маслену с сапагом: "Ага, мне папка сапог дал! Слава Богу, мая буде[т] высака!" На палку-ту надёнишь, высока сапог-та загарйтца
резйнавый» (Бёрдово 2971-22). В д. Подсевы рас­сказывали, что в их деревне бывало до двадцати ог­ней, когда провожали Масленицу (2980-12).
В д. Скрипово это называлось «жечь куку» (2983-14), в д. Желавкино — «крест» (2978-13), в дд. Луг (2980-01) и Подсевы (2980-13) жгли «быка», «бычка», «быков». «Такие жгли "быки", как назы­вались, с саломы. Свяжут так длинный, зажгут и вот и держут. Пирявязано в нёскальки раз, метра три. Зажгут, поднимут — он и гарйт. Ещё у каво ружья есть, — выйдет, стрельнет в этат, вверьх-та. Ано так искры и лятят!» (Луг 2980-01). С «последка­ми» (недогоревшими пуками соломы) озоровали: мальчишки раскидывали их, «стебались» — стегали друг друга (Ясно 2176-07; Подсевы 2980-15). С факе­лами катались на лошадях; примечали — у кого яр­че огонь: «Чья яснее горит — та свадьба будет весе­лее!» (Малые Пети РФ 1982).
Особого внимания заслуживает рассказ об из­готовлении МАСЛЕНИЧНОГО ЧУЧЕЛА, запи­санный в д. Бёрдово: «…в нас ня "чучела" называ­ли, а "пугала"». Делали «пугало» мужики, парни, мальчишки. «Забирай пук саломы и обвивай на жердину салому-ту. Жёрдину-та паложишь (так-та ведь ана павалитца) и убвивай, саломай-та абкла-дывай, нйткай и акр^цивай. <…> Хоть и сноп, хоть два. Хошь пабольше, так и два снапа не жа­лей и убавьёшь нйткай, и всё. Вот и чучела». Каж­дый приносил на гулянье свою «пугалу»: «Я дома сделаю — пайду са сваей "пугалай", тот дома сдё-лая. Сделаешь эту "пугалу", вот и идёшь на Масле­ну с этай "пугалай". "Ага, мне сявбнни атёц дал два пука саломы". И вот идёшь, и нясёшь». Так же как и факелы, масленичное чучело стремились поднять как можно выше: «Эта как падымишь, так ана высока, так дальши видать, што — "мая Масле­на"». Дети хвалились: «То вот виряску пысякём, а то вот с этым "пугалам". Вот и идёшь. У каво пал-ка-та дольше, тую выше падь’шишь палку-ту: "Мая дольше гарй[т]! Дольше гарй[т], вот!"» (Бёр­дово 2971-22).
Во время сожжения Масленицы звучали выкри­ки, масленичные припевки и припевки под гар­монь, девушки пели лирические — «далявые» песни, «кто каку знает», «прощальные песни» (Осташево 2982-07; Большие Пети РФ 1985). Особую роль име­ли выкрики императивно-побудительного характе­ра: «Гори, гори ясно, чтобы не погасло!» (Дуброви-чи 2985-11); «Гари, Маслина, гари, Маслина!» (Бёр­дово 2971-22), — или комментирующего: «Баклагу жгут, баклагу!» (Степерино 2207-16). Около масле­ничного костра плясали. «Кто в гармонь играе[т], кто приплясывает, песни паё[т], кто што» (Подбе­резно 2973-11).
«Прашла масляна нядёля, Настал Вялйкий пост!
Насадили кружку квасу, Тянут рёдчину за хвост!»
(Ясно 2178-02).
«Прощай, маслена нядёля, Настаёт Вялйкий пост! Полезай, мама, в истёбку, Тяни рёдчину за хвост!»
(Поддубье 2195-30).
Повсеместно к сожжению Масленицы были приурочены ритуальные озорства — «шутки», смысл которых, во многих случаях, уже забыт:
—  Мазались сажей: «Ну, пирямажут всех, кто кавб пирямажет. Ана и называетца — Масленица. Придёшь дамой, што шишок пирямазаный, весь в сажу [вымазан]. Няуж ня мазались? Дрбвы-та га-ря[т]. Те галавёшку-та возьму[т] да па лицу и пра-вяду[т]. Так вот — харбш дамой придёшь. И маль­чишкам пападёт — стаят, другой раз, рот разинув­ши. А я падбяру [головешки], да и за зад: "Да на, а вот и тябё [на]!" — ты мне, я тябё. Вот и придёшь дамой, што шишйна [нечистая сила] <…> Вот кас-тёр-та пака прагарая, так вот в эта время сажей-та и валяем, мажутца. Другой раз гарй[т] и утрам. Встанешь,  а ещё и Маслена гарй[т]» (Бёрдово 2971-22).67
—  Валялись в снегу: парни зарывали девушек в снег — сначала мазали сажей, а потом «отмывали снегом»: «Там кто валяетца, шелугбй катаетца, кто как» (Подберезно 2973-11); «И в снег павалю[т] -тярьпй, и снегам аброю[т] — тярьпй. Вот завалю[т] тябя, возьмут и абрбю[т] снегам. Встаёшь, што ком снега. Ага. Атряхнисся, да и бяжйшь скарёе, штббы и тябё завалить ба. Тама шутки были, шутки» (Бёр­дово 2971-22).^
—  Дети играли в снежки (Бёрдово 2971-22).
У масленичного костра мужики и парни боро­лись — мерялись силой, «тягались».69
Особым образом было отмечено возвращение с масленичного костра — шли поздно вечером арте­лью, пели песни.
Расходясь по домам, прощались на Великий пост или обходили дворы, прося прощения друг у друга, чтобы «зла не держать», целовались. Приго­варивали так: «Прашшййте, прашшайте, прастйте нас»; «Прощай! Простите грешную!»; «Хозяин с хо­зяюшкой, прошшайте, простите меня, грешницу». Им отвечали: «Бог вас простит». «Иду[т] и под каж­дым окном: "Тёть, прошшай! Дядюшка, прош­шай!". Вот йду[т] по дирёвни — прошшаютца са всим. Эта в Маслиницу, вечером» (Подберезно 2973-11).70
Одно из объяснений обычая прощания на Ве­ликий пост связано с народными эсхатологически­ми представлениями о том, что на Масленицу Ко­нец Света наступает. Старики думали о смерти -«какая-та стихия» бывает, «может, не встанем?»
Считали, что если не «народится месяц», они умрут. У тех, кто приходил прощаться, спрашивали: «"Ме-сячбк-то видели?" — "Видели". — "Ну, слава тебе, Гбспади, будем живы". Бывало, как месячбк не на-рбдитца, мало ли — памрём или што?» (Качурицы 2204-23).7′
ПЕРИОД ВЕЛИКОГО ПОСТА
В течение семи недель Великого (Большого) по­ста молодежных гуляний не было. В первый день Великого поста приговаривали: «Ну, севодня пост -тяни рёдчину за хвост. Чисти, три да поедай и нику­да не ходи, нигде не говори» (Щерепицы 2193-06). Девушки убирали свои украшения. «Бывало, што как тока приёдишь с Масляны — в понядёльник, сра­зу эту грябёнку, бусики — всё снимаешь и кладёшь в яшшичёк, в сундучок, до Паски, штббы ни Ббжа мой — ничёва такова не было» (Качурицы 2204-07).
Во время Великого поста ели редьку, свеклу, огурцы, картошку, житную кашу. Запрет на упо­требление скоромной пищи объяснялся детям так: «Вы ходили Масленицу жечь — молока вам сегодня не будет. Вы свое молоко сожгли» (Подзорово 2983-56).
Время Великого поста связано с изготовлением и обработкой холста и пошивом одежды. «Ставы ткали»: ткали кисею, полотно на полотенца («руш­ники»), салфетки, на рубахи, кальсоны, на «по­стель» (матрацы, простыни), ткали половики. Хол­сты отбеливали. В первый год замужества молоду­ха весь Великий пост проводила за работой в отчем доме: «А на Великий-та пост ана [невестка] ёдит ту­да, дамой — ставй ткать, к радйтелям» (Демиденки 2965-13).
Из постовых игр упоминается игра «в камуш­ки» (Травино 2121-09). В середине поста (возмож­но, в «Средокрестье» или Благовещение) молодежь просила священника разрешить устроить гулянье: собирались в середине деревни, звали гармониста, там плясали и пели (Поддубье 2195-28).
Во время разлива рек девушки выходили на улицу и пели «всякий старинные песни», «далевые всё песни пели, харбшии». Сами песни уже забыты, но остались яркие воспоминания об обстоятельст­вах их исполнения и особенностях звучания. «Вада-та выхадйла — анй [девушки] всё песни пели, дале­вые. А била раньши два свяшчённика. Анй пришли и слушают чйриз речку-та, што как анй [девушки] песни-та пают. Анй бросили петь, [священники] га-варят: "Дёвачки, папбйти ишшб". Анй застесня­лись, а патом их всех на крйлас пригласили свеш-чённики. Раньши ж песни-та пели анй нападббии духбвнава такб, миладйчныи — ня так, как сичас па­ют. Анй на бирягу сидят и пают песни, вышевши к рекй-та» (Девонисово 2965-13).
?ф- «Сороки»
В «Сороки» приготавливали обрядовые хлеба круглой формы в количестве сорока штук — в па­мять о сорока христианских мучениках и их «соро­ка муках» (Махновка РФ 1751). Изготавливались они из белой, ржаной или овсяной муки («с житной муки, са пшанйшнай»; «клёцечки с муки, са ржа­ной» — Качурицы 2204-28) и назывались «комами», «колобками», «орехами», «клёцками», «катышка­ми», «сороками» или просто «лепёшками».72

Испеченное делили на всех членов семьи — по че-тыре-шесть штук на каждого (Ямкино 2182-09). На «комах» загадывали: в один из них «закладывали» копейку, в другой — щепку. Если достанется щепка -это означало смерть (Заболотье 2183-06), если ко­пейка — счастливая жизнь; тому поручалось засевать (Махновка 2174-08). «Это мы уже и самы пяклй в Сороки. Закатывают копеечку (там десять копеечек или двадцать копеечек). Сорок катышков — такй здёлат с муки клёцечки, вот такй маленьки, круг-леньки клёцечки. Многа здёлат (семья, так многа). И кладут капёечку, пятнадцать капёек иль двадцать — вот в эту адну клёцечку» (Качурицы 2204-28). Смысл гадания в некоторых случаях оказался уже забыт, и оно воспринималось как детская забава. «Садйсся эты клёцечки есть. Так хоть вси съешь, [ду­маешь]: хоть бы капёечка тебе дасталась. А зачем эта капёечка? — Бог знаит» (Качурицы 2204-28).
Считали, что в «Сороки» из теплых стран при­летают сорок птиц. «Закармливали птиц», вынося им сорок «орехов» и специально сваренную для этого пшенную кашу.73
-Ф- Благовещение
Благовещение — «большой праздник», на него «птичка гнезда не вьёт» (Верхние Горки 2206-02). В этот день ходили в церковь, ОСВЯЩАЛИ ЗЕРНА яровых культур для предстоящего сева.74 «Рожь-ярёнка, катбраю сёить [надо], там нямножка в цёрьквы настановлена — на стали. А патом, кагда уже служение буде[т], эта свешшёние — он [священ­ник] приходит с крестом, крапйт вадбй. Такая кйс-тачка и ён крапйт всё и кадйлай кадйт, и певицы па-ют» (Славковичи 2974-33).
К этому дню ВЫПЕКАЛИ ХЛЕБ из ржаной муки, с яйцами, который назывался «барышечка», «благовещенский пирог» или «благовещенский хлеб». По одним свидетельствам, его хранили и за­тем брали с собой в поле на первую пахоту и засев; по другим сведениям, с этим хлебом в Егорьев день каждый хозяин обходил скотину в своем дворе пе­ред первым выгоном в поле.75
-Ф- Вербное воскресенье
В Вербное воскресенье ломали веточки вербы, украшали их цветными тряпочками, бумажками и
несли освящать в церковь. «Вербу ламаем в Вёрь-бенна васкрисёння, пучок. В цёрьковь пайдём с вёрьбай. Разукрасют [её] бумажкам, лёнтачкам. Эта раньши, тепёрь-та не разукрашивают так» (Малое Заборовье 2974-05). «Вёрбачку украшали, кагда в цёрькав в Вёрьбенна васкрисёння [шли]. О-о! Разу­крашена — бумагам всяким вербу украшали. И с этай вёрбачкай мы пайдём в цёрькав. Там свети[т] [батюшка] — ходя по всей цёрьквы. Народу многа. Верба так паднята, и батюшка и ходи[т] с (й)ий там. Несё[т] ваду — эту вёрбучку крести[т] вот так и па-ё[т]» (Славковичи 2974-33).76
По возвращении из церкви «стебали» (хлестали) ребятишек вербой, приговаривая: «Я не вербочкой стябаю — красненьким яичкам», а потом ставили вербу в «больший угол» — к иконам, где она храни­лась до Егорьева дня.77 Веточками вербы каждая хозяйка выгоняла свою скотину первый раз в поле.
Судя по одному из рассказов, в Вербное воскре­сенье освящали также и ветки березки — вероятно потому, что и те, и другие использовались в после­дующем обходе стада на Егорьев день (Голубево 2977-24).
?ф- «Чистый четверг»
Страстная неделя считалась нечистой: бытова­ли поверья, что колдуны в эти дни отбирали моло­ко у чужих коров, залезали на крышу и «лили» мас­ло (Заболотье 2183-08). Сведения о колдовской при­роде Великого («Чистого») четверга наиболее рас­пространены и отражаются в вариантах его наиме­нования: «день-колдун» или «колдовской» день (Ольхово 2980-33; Подсевы 2980-19).
По народным представлениям, в этот день про­исходили всяческие напасти: колдуны отнимали молоко у коров, наносили порчу скотине. Счита­лось, что в «Чистый четверг» ничего никому нельзя давать, чтобы не было убытка в доме. «Вот в Чис­тый чатвёриг ты придёшь ка мне, там папрбсишь, скажешь тама: "Чашечку дай". Я тябё не дам -нельзя. В Чистый чатвёриг никагда никаму ни да­вай. <…> Калдую[т]. Калдуньё-та и бегая, и про-сю[т]. <…> Кто придё[т] к тебе в Чистый чатвёриг-никагда ни давай ничавб!» (Бёрдово 2972-03). Запи­сано множество быличек о том, как в этот день кол­дуны «портили» домашнюю скотину.78
Для того чтобы уберечься от колдунов, в этот день совершались действия, имеющие охранитель­ное значение: в хлеву на окошко клали камень, а дверь подпирали осиновым колом (Крутец 2978-04).
Одновременно к этому дню, находящемуся в преддверии Пасхи, были приурочены очиститель­ные обряды, потому он назывался в народе также и «Чистым четвергом». Раньше в этот день обяза­тельно чистили печи, мыли и окуривали избы вере­сом; клали в умывальник одно или несколько яиц,
серебряную монету, березовую ветку и умывались, чтобы лицо было чистое; катали яйцом по лицу, чтобы оно было гладкое; садились на лошадь и че­сали себе голову, чтобы волосы хорошо росли.79
ПАСХАЛЬНАЯ ОБРЯДНОСТЬ («ПАСКА»)
Упоминается обычай СТЕЛИТЬ СОЛОМУ на Пасху. Мать стелила солому, «чтобы пол не пач­кался», а дети играли на соломе, прыгали на ней. На четвертый день солому убирали (Столыпино РФ 1751).
К Пасхе хозяйки красили яйца луковой шелу­хой и освящали их в церкви. Этот обычай объясня­ется в народной легенде о воскресении Иисуса Христа: «Краскам красили, штобы были крас-нинькие. А как вот в цёркав хадйли, там рассказы­вали, што кагда вот Христа замучили, тагда яво сначала на крест распяли, а патом сняли ево, паха-ранйли. Пахаранйли, и он васкрёс. И была заложе­на камнем магйла. И эти камушки, кагда он вас­крёс, тада вси камушки раскатйлися вот краснинь-ким яичкам. И он паднялся и улетел. Вот так» (Луг 2980-01).
В Пасху ходили в церковь — на всенощную. Но­чью во время крестного хода, мужчины стреляли «в ру"жья».80 По легенде, «кагда Исус Христос лятёл -в ево стреляли, а он яичкам красненьким брасал» (Качурицы 2204-24; также: Быстро 2193-20).
К другим праздникам пасхального периода по­лагалось окрашивать яички в желтый цвет — «жел­тить». «Вот как начнётца Паска — красим [яйца]. В Егорий жалтйм, в Барйс жалтйм, в Троицу жалтйм. К каждаму празднику» (Малое Заборовье 2974-05).
Пасхальными яйцами разговлялись, по три яич­ка клали к иконам. Из других обрядовых блюд на Пасху упоминались круглые пасхальные куличи, на которых при помощи иконы (боковой ее частью) выдавливали крест. Варили также холодец.81
Существовали различные ИГРЫ С ПАСХАЛЬ­НЫМИ ЯЙЦАМИ. Ставили монету («пятак») на небольшой кубик, вырезанный из картофелины, и пытались сбить яйцом. Сумеешь сбить — пятачок выиграл, не собьешь — ставишь свой пятак, и так по очереди.
Мужчины катали яйца по деревянному лотку: «Сабярутца рябяты-та и мужукй. Зямёльку кругом сделаю[т] гладинькую, а тут павь’шш. <…> Нада ла-патай [выкопать] кругленьку такую ямочку. Залой абсьшлю[т] луначку-та, штобы яйчка-та лучши ка-талися. И такой лоточек сделанный — диревянный, касицей паставишь. Вот в этат лоточек яйчка-та па лунки-та пустишь, и они пакатятца сами. Тукне[т] об другое яичка. Ага, выиграл! Втарой — капёйку станавй[т] на то места. Например, я выиграю — ты
капёйку станавйшь. Интярёсна раньши была. На­пример, тваё яичка аб мае тукнитца — я выиграла, тябё приходитца капёйку станавйть, вот. А другой раз и мйма проскоче[т]. Мйма, так и мйма. А тук­нитца аб како яичка (вси знают, в каво какй яички), и вот и захахача[т]: "Ага, выиграл!". Другой многа [выиграл]. Ловкай пускать, так многа яиц себе на-катае[т]» (Ольхово 2980-29).82
Мужики собирались на Пасху, играли в карты (Щерепицы 2193-07).
Зафиксированы сведения об ОБХОДАХ ДВО­РОВ — ходили молодые ребята, их одаривали. Свя­щенник служил в домах прихожан. Во время служ­бы пели тропарь «Христос воскресе», Воскресную молитву.^
Празднование Пасхи включало в себя обряды, связанные с чествованием молодоженов. Первую Пасху молодая чета проводила в доме жены; к их прибытию весь дом украшали новыми ткаными по­лотенцами (Бёрдово 2970-14).
На второй день после Пасхи следовало ПОМИ­НОВЕНИЕ УМЕРШИХ: ходили на кладбище и на могилах оставляли по два крашеных яйца (Качури­цы 2211-08).
Сведений о поминовении в Радоницу в Порхов-ском районе не зафиксировано.
ЕГОРЬЕВДЕНЬ. ТРАДИЦИИ ПАСТУШЕСТВА
К Егорьеву дню КРАСИЛИ ЯЙЦА84 «жёлтым краскам, штоб были жёлтые яички два» (Луг 2980-01). Яйца красили обычно листьями от березовых веников. «Принясёшь веник, яво памочишь, а па­том уже эту ваду сальёшь и вадой гарячей нальёшь. <…> Желта эта вада сдёлаетца. И в эту ваду накла­дёшь яйчик и жалтйшь их» (Славковичи 2974-33; также: Малые Пети РФ 1982). Иногда красили яйца молодой зеленью, корой вербы: «В Ягорий -крапйвкай [красят], уже крапйвка есь, толька мало-денькая пролезает» (Качурицы 2204-27).
К Егорьеву дню пекли обрядовые хлеба: «ба-рышку», «лепёшку» («небальшую ляпёшичку»), «пирог».85 В них запекали целые яйца в скорлупе (одно или два): «…пякёшь ляпёшку и в эту ляпёшку запякаешь два яичка»; «в скарлупй запякают»; «в теста — вытинешь там теста, паваляешь яво па ста-лу, и патом вот так закруглишь — и в печку, и пякёт-ца» (Славковичи 2974-33). В егорьевских обрядах мог также использоваться хлеб, освященный в церкви на Благовещение (Кондратово 2988-32).86

В Егорьев день до сих пор в Порховском райо­не первый раз выгоняют скотину на поле. Это дела­ют, даже если на улице еще холодно и мало травы -собирают стадо на выгоне ненадолго, а потом сно­ва загоняют скотину в хлев.
Рано утром, прежде чем прогнать коров в поле, каждый хозяин или хозяйка ОБХОДИЛИ СКОТИ­НУ ВО ДВОРЕ.87 «Сам хазяин пайдё[т] абхадйть, на двор — абайдё[т] ещё да этава, до поля. Ещё пас­тушок ня гонитца, там он абайдё[т]» (Славковичи 2974-33). Чтобы защитить дом и двор от колдунов, тогда же обходили хозяйственные и жилые поме­щения.
Во время обхода использовалось решето, в ко­торое складывали яйца, хлеб (пирог), соль, икону, зажженную свечку, а также веточки вербы и не­сколько прутьев от веника, связанных вместе.88 «Клали в ришато чатыри яйца, хлеба барышечку. Вот два варёных и два сырых клали яичка. И стави­ли свечечку, и обходили скатйну кругом» (Луг 2980-01). «В Ягорий вот веничка и вербу [брали]. Венич­ка пястачку атломишь и вёрьбу, свяжешь вместе, и убайдёшь» (Малое Заборовье 2974-05). «Вёрбачка взята и вот этат пирог, иконка "Яг орий". И он [хо­зяин] там с хазяйкай ходи[т], малйтву там прачита-и[т], какую нада. И патом уже тагда: "Ну, Маша, выганяй, пагнали в поле"» (Славковичи 2974-33). «Ещё бабка мая бь’ща жива — накладё[т] туда угаль-ков, вот там свечечку и ва хлев пайдёт. Там кругом обайдёт, малйтву почитаит. [Клала угольки] на ска-вараду. И свечечку вот так раздробит мёленька, вон как намёст89 ладану» (Подсевы 2980-10).
Во время обхода пели пасхальный тропарь и трижды читали Воскресную молитву, чтобы скоти­ну во время выпаса не покусали змеи.
В д. Большие Пети был принят такой порядок первого выгона скота в поле: хозяйка обходила свою скотину во дворе, читая троекратно молитву «Отче наш»; затем три раза выпускала скотину из хлева и загоняла обратно, «закармливала» ее (РФ 1985).
Хозяйки ЗАКАРМЛИВАЛИ СКОТИНУ хле­бом и яйцами сразу после обхода или вечером, по возвращении скотины с поля домой: «Хлебец раз-ламаю кусочкам, штобы к вечеру аставить. Вечерам дать нада. Пригонитца с поля-та ана, придёт — и паставлю. Хлебец даёшь скатйнки и яёчка разлама-ешь, вдоль так нарежешь. Авёчкам дашь, парасё-начку дашь» (Малое Заборовье 2974-05).
Решето со всем содержимым после обхода хозя­ева оставляли в хлеве, напротив входа, или клали на специальную полочку над дверью: «На эту no-лачку паставлен иконка "Ягорий" и пирожок. Па-куда да вёчира. Пригонятца каровы, там скатйнка пайдё[т], тагда уже этат пирог атдаёшь скатйнки» (Славковичи 2974-33).90
Для того чтобы коровы из одного двора друж­но ходили в поле и «знали» свой двор, их МЕТИ­ЛИ: «И тялёночку памажут [маслом], или втарая карова — и там метили. Масельцем памажут там скока-та, малёнька там. И вот скатйнка идёт с поля
и пряма идёт ка мне дамой. И с поля хбдют аны вмести — вот эта для ётава так делалась. Так вот га-варйли» (Подсевы 2980-10).
Во время ВЫГОНА СКОТИНЫ В ПОЛЕ два крашеных яйца в качестве оберега клали под по­рог хлева или около ворот — там, где прогоняли скотину. Повсеместно выгоняли освященной в Вербное воскресенье вербой, связанной с прутья­ми березового веника или молодыми березовыми ветками.91
После обхода стада вербу оставляли на поле: «…так и стайт, пакуль ана вся ссохни[т] там» (Слав­ковичи 2974-33). Вербные ветки втыкали в землю -«торкали в ниву», «в свою полосу» — в поле, где по­сеяна рожь, а также на огороде, в саду, «чтобы ро­дился урожай».92 «Принесёшь, вторнишь в саду, где делённик, в агароди. Вторну в угалок [с восточ­ной стороны] — аткуда Исус Христос захадйу, атту-да явйуся. <…> В тот же угалок и вторнишь [вер­бу], помолишься Богу. Раньши ва ржи торкали -свай паласа были, хутар был» (Малое Заборовье 2974-05).
Женщины и дети трижды перепрыгивали через ветки вербы.94 Во время последующей работы в по­ле веточки вербы не трогали. «Год стай[т], два ста-й[т]. Калй не завалитца, вот ня тронишь» (Малое Заборовье 2974-05).
Егорьев день считался повсеместно колдовским днем. Рассказывали, что колдуны портят скот, от­бирают молоко. Перед утренней дойкой корову омывали святой водой, а молоко «ставили в перёж-ный угол — Боженьке памолютца и тада вот працё-дют ево» (Подсевы 2980-10). Охраной скотины от колдунов объясняется, в частности, егорьевский об­ход стада священником.94
Традиционные ОБХОДЫ СТАДА В ПОЛЕ должны были защитить домашнюю скотину во время выпаса — уберечь стадо от нападения диких зверей (Поддубье 2195-30). Имеются сведения об обходах, совершаемых пастухом, одной («знаю­щей») или несколькими женщинами, мужчиной (не пастухом), священником.95 «То может жёнш-чин там скока [соберется]. Взята иконка, иконка -на палатёнце. И вот стада пайдут [обходить]. Абайдут, там с ружий пастряляют, и патом пастух астаётца, анё [женщины] пашлй дамой» (Подсевы 2980-10).
Обходили скотину трижды, «против солнца».96 «Вот раз абайдёшь кругом, он [пастух] астанавлива-етца. Ты пирякрёстисся на иконку, он паварачива-етца — апять пашёл. Три раз прайтй нада кругом скатаны» (Луг 2980-01).
Чтобы скот не расходился во время пастьбы и «волк не заел скотину», мужчины стреляли из ру­жей, а пастух бросал через стадо одно-два яйца, (могли подкидывать яйцо вверх и стрелять в не-
го).97 «У кавб мнбга скатйны — пирог спякут и в харошаю салфетку [завернут], и яиц — яйца чатй-ре. Накладут кучу пирагов, карзйнку яйц — эта пастухам. И, значит, вверьх стряляют с ружья. И патом яйцам кидаютца крашеным» (Качурицы 2204-27).
При обходе скотины на поле также использова­лось решето, в которое клали икону, хлеб, соль, крашеные яйца, прутья из веника и вербу.98
Тексты, произносимые во время обхода, пред­ставляют как «молитвенную», так и «заговорную» традиции: читали Воскресную молитву, пели пас­хальный тропарь, проговаривали «стишки» (заго­воры), чтобы скотина не разбредалась во время пастьбы.99 «Пригаваривать — эта, выходить, как калдавствб, што ли. Ета делалась так. Ну, примета была в нашей мёстнасти» (Подсевы 2980-10).
После обхода ОДАРИВАЛИ ПАСТУХА: при­носили ему пироги и крашеные в желтый цвет яйца: давали по яичку («по пятку яиц», по пирогу и паре яиц) с каждого дома, где держали скот. Хозяин, имевший много скотины, давал пастуху пирог и че­тыре яйца (или такое количество яиц, какое запра­шивал пастух: с коровы по два-три яичка, с овцы -два).100 Дары приносили на выгон, или пастух сам вечером обходил хозяйские дворы и собирал пода­яние. «В Егорий [пастух] идёт па дварам. Каждый [хозяин] кала дома скатйну абайдё[т]. Вазьмёт -всегда буханычка хлебца испечена и яйцы. Сам [хо­зяин] абайдё[т], а пастух эта всё себе убираит. Назы-ваитца — падворня» (Подсевы 2980-19). Пастуха одаривали также и в другие годовые праздники. По одним рассказам, это происходило в Крещение, по другим — в Петров день.
В порховской традиции зафиксировано значи­тельное число сведений о НАЙМЕ ПАСТУХА. Как правило, в пастухи нанимались старики или подростки. Они жили по домам у тех хозяев, коро­вы которых паслись в стаде. Чем больше было ко­ров у хозяина, тем дольше пастух жил в том или ином доме.102
Повсеместно на территории Порховского рай­она пастухи играли на музыкальных инструментах, в основном, духовых. Имеются сведения, что пасту­хи играли на малострунных гуслях, скрипках. По народным представлениям, в то время как пастух играл на свирели во время выпаса, коров «пас до­мовой» (Большие Пети РФ 1985).
В ряде деревень Егорьев день праздновался как ЗАВЕТНЫЙ ПРАЗДНИК «по скотине». Молебен мог проходить как на выгоне, так и посреди дерев­ни. Батюшка обходил скотину с иконой и кадилом, окроплял святой водой. Затем служили «по дво­рам» и «по избам».103
С Егорьевым днем связано посещение святых мест. Служили в церкви или ходили к «кипунку»
[святому ключу], где проходил молебен на освяще­ние воды.
Вода, взятая на Егорий «до солнца», считалась целебной, «святой». Она стояла целый год и не пор­тилась, не зацветала; ею омывали больные места.104
В некоторых деревнях Порховского района в Егорьев день проходила первая после зимы ЯР­МАРКА. Девушки надевали лучшие наряды, и мо­лодежь гуляла парочками на улице до темноты (Ка­чурицы 2204-27; Путилове 2179-21, 2180-01).
На Егорьев день, так же как и на Пасху и в дру­гие праздники пасхального периода, ИГРАЛИ С ЯЙЦАМИ: катали яички «в лунки», «бились на яй­ца» (Ольхово 2980-29; Травино 2191-11).
БОРИС И ГЛЕБ
День Бориса и Глеба праздновался ПО ЗАВЕТУ всего в нескольких деревнях Порховского района: «Вот у нас был. Вот эта мы — двое Пёти [названия деревень — Большие и Малые Пети], Казйбор, Ма­лый Низ, Красна Лука. В нас был Барйс и Глеб» (Славковичи 2974-33). Праздник завершал период полевых работ, связанный с севом. «Ета тагда уже, кагда гарбх, всё эта пасбятца. Тагда у нас хадйли па избам, свешшённики хадйли. <…> И он [батюшка] ходи[т] здесь, в комнаты служи[т]. Патом пайдё[т] на двор там, на дварй паслужи[т], пасвятйт вадйч-кай святой» (Славковичи 2974-33). Имеется только один развернутый рассказ об обычаях этого дня из п. Славковичи. Приглашали священника: «Вот в сявоннишный день, в Барйс, за им паёдут на лошади, привезут ево. Патом пасидйт немножка [батюшка] и пайдёт па всим избам ха-дйть, служить. [У него] крест, "Явангель" [Еванге­лие]. Паслужи[т] здесь, пакрапйт. А патом эты вси избы абайдёт» (Славковичи 2974-33).
Священник совершал обход и освящение стада (коров, овец и лошадей). Его одаривали ржаным хлебом. «Тагда уже куда там, на какую плошшидь? Привозишь скот — карбвушек. Пастушок пасётца, и за им пайдут: "Приганяйси вот в такое-та места, вот туды". Пастушок пригонитца, лашадёй приве­дут — всяк сваю (раньши вить свай лошади были). Приводишь лошади вси, стада. И вот он пойдё[т] спярва вакруг каров, карбвы и овцы там. Паслу-жи[т], пакрапйт на них. Тагда уже скаже[т]: "Ну, па­стушок, уганяйся". Пастушок пагбнитца апять на свае места. Тагда уже он абхбде [обходит] этах коней, попаё[т], пасвётя[т] тоже вадйчкай. Ну, и ска-же[т]: "Ну, тяпёрь ведите их на места". Всяк сваю лашадку апять павёл в поле» (там же).
В Борисов день, так же как и на Егорий, хозяй­ки красили яйца в желтый цвет, закармливали ско­тину «лепёшками» (Малое Заборовье 2974-05; Славковичи 2974-33).
ОБРЯДЫ, СВЯЗАННЫЕ С ВЕСЕННИМИ ПОЛЕВЫМИ РАБОТАМИ
Перед тем как выехать на ПЕРВУЮ ПАХОТУ в поле и прежде чем начать работу, просили «Бо­жьего благословения», молились Богу, клали крест­ное знамение, приговаривали: «Благаславй, Гдспа-ди!» (Ясно 2178-02).
Так же поступали, отправляясь СЕЯТЬ. «И па-молитца Богу [отец], и скаже[т]: "Ну, давайте, встаньте, памалйтися, идём засявать хлебушка". Палатёнцем завяжем (раньше ведь мы ткали), и он павёси[т] эту сявню и пайдё[т]. Придё[т] туды на па­ласу. Там тожа всё пирякрёститца. Всё-всё-всё — с Богам» (Славковичи 2974-33).
На первую пахоту брали «барышку», испечен­ную в Благовещение. В поле разламывали ее на ку­сочки и ели, «чтобы хлеб хороший был». Остатки отдавали детям или приносили домой (Столыпине 2172-02, 05).
Во время сева в севню клали церковную просви­ру, две веточки освященной вербы и два прутика из березового веника (Славковичи 2974-33).
После Пасхи начинали посадку огородных культур (Травино 2191-09).
Когда сажали капусту, рядом клали белый ка­мень, завернутый в тряпочку, и крапиву, «чтобы не было килы» (Тинеи 2190-11; Щерепицы 2192-28).
К «Вешнему Миколе» сажали лук и огурцы (Ти­неи 2130-11). По народным наблюдениям, майское тепло обманчиво. «Бывает так, што вот адйн год -напало снегу двадцать втарога мая, в калёно пач-тй». Об этом говорит и поговорка: «Май — коню се­на дай, а сам на печку полезай» (Качурицы 2204-27).
«В Николу» первый раз выпускали в луга лоша­дей (Демиденки 2965-13).
Несмотря на то, что на Никольской неделе — «са­мая пасевная», в день Николая чудотворца устраи­вали большое гулянье: «Три дня нихто никово не сделает, толька гуляют. <…> [Молодежь] в избы гуляет день и ночь. Плясали, танцавали, в караводы хадйли. Старики придут, сядут. Приходют смат-рёть» (Демиденки 2965-13; также: Подсевы 2980-10).
Повсеместно распространено представление о том, что, услышав ПЕРВЫЙ ВЕСЕННИЙ ГРОМ, надо кувыркаться, чтобы не болела спина во время жатвы и при уборке льна.
ВОЗНЕСЕНИЕ
Единственным свидетельством о праздновании Вознесения является упоминание о крашении яиц в этот день: «В Егорий жалтйм [яйца], в Барйс жал-тйм, в Троицу жалтйм. К каждаму празднику всё. В Вазнисёння жалтйм — всё, штобы у нас были яйца» (Малое Заборовье 2974-05).
ТРОИЦКАЯ ОБРЯДНОСТЬ
Троицкая родительская суббота связана с поми­новением умерших — «родителей». Ходили в церковь, освящали поминальную еду: «Завтра Троица. Пёрид Троицей с пиражкам ходишь, абизательна нада. В цёрькву идёшь, берёшь пиражкй. Как сщитаетца, по закону Божию — пять хлёбав-та, значит. Берёшь пи-ражки там, печеньице, канфётачки. Паложишь в чашку, несёшь. Там сталы бальшие паставлены, и ставишь» (Крюково 2970-09). «Паминали в цёрьквы и на кладбишше. Бывала раньши, прихадйл.батюш­ка с пёвциим на кладбишша и служил на каждай ма-гйлке. Хадил па магйлкам и паминал всих пакойни-кав, в каво паминанья сделана» (Кириллово 2981-31).
Так же как и в другие поминальные дни, осо­бый статус имел «НИЩЕНСКИЙ ПОМИН». Ос­вященные в церкви поминальные пирожки, ват­рушки, блины, помазанные кашей, сразу после службы раздавали нищим — «побирашкам»; домой возвращались с пустой тарелкой (Качурицы 2204-27,2211-08).
Обряды, совершаемые в ТРОИЦУ, раскрывают традиционные народные представления о смерти и «ином» мире, о возможности и способах поддержа­ния отношений между миром живых и миром умер­ших. Троица — праздник «для родителей» (Осташе-во 2982-09). Поминовение осуществлялось в церкви или часовне, на кладбище, дома. Рассказывали о поминальных молебнах в домах (Голубево 2977-23).
К Троице «ЗАЛАМЫВАЛИ БЕРЕЗКИ» (бере­зовые ветки), освящали их в церкви — «берёзки свя­тили». Березовые ветки ставили с внутренней сто­роны дома — к окнам, дверям, «к Богу» (к иконам), а также укрепляли на углу дома с наружной сторо­ны, «сажали» под окнами.105 «Берёзки — весь дом, весь дом [в них]! Как уже падходя Троица, так при-нясут всю зелень. О-ой! Абторкую[т] бярёзкай в Троицу — красата!» (Славковичи 2974-33).
Считалось, что в Троицу и на Духов день души «родителей» прилетали и «садились» на березки. Когда ставили «березки», звали родителей: «Ну приходите, радйтели! Берёзки свеженький, малб-денькие, харбшенькие! Прихадите к нам яички красненькие есть!» (Щерепицы 2193-06).
На березовых ветках гадали: если они завянут быстро, то сено будет в этом году хорошее. Дети плели себе венки из березовых веток.106
На кладбище «опахивали могилы» березка­ми.107 «Вётачки зялёныи наломана и приносим в цёрькав. Тожа вот святят. С этам вётачкам в Трои­цу на магйлачку ходишь. На сваю магйлачку [моги­лу родных] придёшь, и вот папашут ёту магйлу и патом туды уже кладут к кресту. Кто што кладё[т] -кто яички кладё[т], кто там канфётку, кто што» (Славковичи 2974-33).
По некоторым сведениям, в Троицу ходили на кладбище до обеда и только женщины. На могилах голосили.108 «Гаварят, што када ходят, паминают их, так анй чувствуют душок — пакойники-та, ка-торые зарыта. Так им радасть! Асобеина, вот ка[г]-да приходя[т] [поминать] да абёда на кладбища» (Славковичи 2975-05).
Основной ПОМИНАЛЬНОЙ ЕДОЙ в Троицу были крашеные березовыми вениками яйца («пара» яиц). Яйца съедали, а также зарывали в землю или раскрошенными оставляли на могилах.109 Помина­ли ватрушками, пирожками, блинами, печеньем и конфетами. «Крошили» — сыпали рисовую крупу, пшено, зерна пшеницы.110 «В Троицу крупу брали, пасыпали. Пшано больше брали и пасыпали вот так кругом. Ни на аградку, кругом аградки сыпали. А на магйлу на саму никагда не сыплют, рядом сы­пали. Ни на самую магйлку, где схаронена чилавёк там, а што — памйма» (Славковичи 2975-05). «Бу­лочки можно, и конфётинки положить. Начинают: "Во имя Отца и Сына…". [Затем]: "Упакдй, Госпо­ди, раба Тваегб…"- памолисся» (Большой Волочёк 2976-13).
В д. Голубево в Троицу был крестный ход, свя­щенник окроплял святой водой домашний скот (2977-24).
В этот день одаривали пастуха хлебом и яйцами (Большой Волочёк 2977-02).
ГУЛЯНЬЯ МОЛОДЕЖИ В ВЕСЕННЕ-ЛЕТНИЙ ПЕРИОД
От Пасхи и до Троицы, когда становилось теп­ло, по воскресным дням и в некоторые летние пра­здники молодежь собиралась на гулянья, где пляса­ли, пели под гармонь, играли в разные игры, в мяч. «На три группы разделялись. Вот эта — "взрослый" — так раньши называли — девки ды мальцы. Патом такй — "падростки", патом — "ребяты". Всякый в сваей группе. А мужчины в сваей группы там лежат, а женшчины где-та в другой группе — тожа сидят на берегу. Вот так васкрисёння правадйли» (Девонисо-во 2965-13). Гулянья проходили на деревенской улице, на перекрестке дорог («на крестах»), на бере­гу реки. «Вот у нас здесь тако "падгорья" называет-ца. Раньши река так шла, а патом так прамыла [рус­ло]. И вот на этам "падгорьи" нашем маладёжь са-бираетцы в мячик играть. Партия на партию. Дев­ки и мальцы раздёлютца и играют [в мяч]. Эти бьют, а те там ловют. Патом те правинятца» (Дево-нисово 2965-13).
КАЧАЛИСЬ НА КАЧЕЛЯХ — «ЗЫБКАХ». «Женщины гуляли на плащадки бальшой. Была бальшйе качели у нас, "зыбки" назывались. Сейчас качели, а тада — "зыбки", в тоё время. Тада эта были примудрёныи.  Вот качалися на качелях в праздники» (Верхний Мост 2988-72). Ставили «коз­лы» и на веревку клали большую доску, «на дасках каталися». На одном конце доски сидели три-четы­ре девушки, на другом — парни. Они раскачивали качели так сильно, что можно было и перевернуть­ся. Другой вариант устройства качелей — «на кана­тах»: к большому столбу, врытому в землю, привя­зывали четыре большие веревки, на концах кото­рых располагались «сиденья»; парни «заносили» ве­ревки при помощи деревянных подпор-«рогатин» вокруг столба и отпускали (Верхний Мост 2988-72). Когда качались на качелях, пели песни «сутолокой» [все вместе] под балалайку.»’
Мужики и парни ИГРАЛИ «В РЮХИ». «Муж­чины играли в свай игры — "рюхи ганяли". Вот рю­хи паставют — "горад" назывался. Рюхи расставют в нёскалька рядов. Палки у каждава сделанные и вот анй паддают — эта "гарада" сбивают» (Верхний Мост 2988-72). «А то мальцы "в рюхи" играют — в "гарада" бьют палкам. В общем, весила была! А сечас…» (Девонисово 2965-13). Жители порховских деревень с горечью говорят о том, что сейчас местные традиционные обычаи не соблюдаются. «Прайдй всю деревню — в будень ли, в праздник ли — челавёка нет! И какой-та народ стал — ни к каму ни зайти. Все какй-та, как дикари стали» (Девони­сово 2965-13).
ОБРЯДЫ, СВЯЗАННЫЕ С ЛЕТНИМИ ПОЛЕВЫМИ РАБОТАМИ
На территории Порховского района устраива­ли ТОЛОКИ для вывоза навоза на паровые поля во время Петрова поста. Возили навоз на пяти-шести конях. Существовало строгое распределение трудо­вых обязанностей. «Нас, падросткав — навоз вазйть. А старший накапывают. Вот накоплют навоз — пер­вый и пашёл» (Подсевы 2980-14).
Подростка-повозника, приехавшего послед­ним, дразнили «килой», «гонцом». Его в шутку об­ливали водой, кричали: «Гонец! Аи, гонец! Папасй наших авёц!» (Щерепицы 2192-30). Приехавшего предпоследним называли «подкйлок».112 «С абёда абганяли — вот хто впярё[д] запрягёт… Кто сзади, во говорит: "Кила, кила ёдит!". А ещё эты — не-бальшйи падростки. Вот гаварйт [старший]: "Заец там — в хамутй!". Он [мальчишка] астановитца, йшшит, а зайца там нет. А ево абганяют. А он паслёдний астаётца. Вот тебе и "кила"!» (Подсевы 2980-14).
Обливали не только последнего, но и других участников толоки. В основном, это делали стар­шие девушки и парни. «Абливалися. Вот, бывала, дак и не знаишь. Сичас с вёдра — чебурах! — на тябя вот так. Тячёт! <…> Ну, эта старший. Нас-та, ма-лалётак, ни абливали, эта — между сабой» (Подсевы
2980-14). Парни силой тащили девушек и кидали в реку, в озеро, в «мочило» (пруд, где мочили лен), несмотря на их отчаянное сопротивление. «В6зю[т] навоз. Саберутца молодые парни и вот пабягут, ва-ды вядрам принясут. А девушки идут. И вот пайма-ют, паставя[т] яну, паливаю[т] вадой. И дамой пай-дёшь — так и тякё[т] с тебя! Паливали, паливали. Нас, била, паймают да — в реку! Там паставя[т], в самую глубину ввядут. И идёшь дамбй — как рыба!» (Славковичи 2974-35).из
Окончание работы отмечалось совместной тра­пезой: угощал хозяин толоки, или делали СКЛАД­ЧИНУ. «На талаку ели: шчи варили в печках, кар­тошку тушили. Делали кто што. Каши варили ався-ныи, житный» (Славковичи 2974-35). Проходило гулянье с гармонистом.114
ЛЕТНИЕ КАЛЕНДАРНЫЕ ОБЫЧАИ И ОБРЯДЫ
-Ф- Иванов день
На территории Порховского района накануне Иванова дня проходили ночные гулянья молодежи в поле, у реки.
Немногочисленны, но чрезвычайно важны све­дения о КОСТРАХ в иванскую ночь, зафиксиро­ванные только в записях экспедиции 1987 г. в север­ной части района — на территории Дубровенской и Павской волостей: на пожне жгли веники, а также колеса и бочки. Их поднимали «повыше», укрепляя на высоких палках, жердях.115
Иванов день называли «ЦВЕТОЧНЫМ» или «ЦВЯТНЫМ ИВАНОМ» (Лог 2982-22; Подсевы 2980-12). В этот праздник собирали травы и цветы, которые впоследствии широко использовали в бы­товой и лечебной практике. Цветы «иван-да-марья» («Иванова трава»), а также «богатки» («богачки», «божанки») скармливали скоту, приносили в дом и стелили по полу.116
Для гадания собирали двенадцать цветков: «Двянадцать цвятбв разных-разных. Не так, што ка­ли напала на анные цвяты-та [и] нарвала. Разных -двянадцать цвятбв» (Бёрдово 2972-03). Среди цве­тов, на которых гадали, обязательно должны были быть «богатки» — «такая травина, такой цвет; и ён вот так расцвятё[т]; такой сдёлаетца, как лапуха» (Бёрдово 2972-03).
Основные виды гаданий:
— Богатки затыкали под матицу, в потолок, под слегу и загадывали на замужество или смерть.117 «В Иванов день сабираю[т]. Вот тбрка-ю[т] багатки, гадаю[т]. На улице нарвёшь, патбр-нишь пад матицами. Што ты задумаишь?.. Расцвя-тё[т] твая багатка — Зта сдёитца, правда. Завяне[т] -[не сбудется]. Вот патбрнишь и думай» (Бёрдово 2972-03).
—  Клали богатки (или венок из цветов, двенад­цать разных цветов) в изголовье, приговаривали: «Суженый-ряженый, приди ко мне за цветам», — ко­го увидишь во сне, за того и замуж выйдешь.118
—  Кидали цветы в колодец («ключ»): «Вот на Иванав день сабярй двянадцать цвятбв разных, кинь в калбдец — в тот (па шесть) и в тот угал. Саединятца анй вместе, букетики, — ты выйдешь замуж, не са­единятца — так не-е. Вот скинь в тот вугол, в ключ, и в другой [угол]. И [если] яны вот сойдутся вмести, приплыву[т], ага — выйдишь. Ня йменна замуж. Што ты задумаишь, то бу\ця. А если яны врозь, то твая дума — вся неправда» (Бёрдово 2972-03).
—  Плели венки и бросали в реку, смотрели: к какому берегу пристанет — в ту сторону девушка выйдет замуж.119
Повсеместно распространены представления об Ивановом дне как КОЛДОВСКОМ времени. Обе­регаясь от колдунов, обходили двор «по солнцу», «чтобы колдуны не заколдовали». Разгул нечистой силы связывался с ночным, темным временем суток или предрассветным. Считалось, что колдунам в ночь накануне Иванова дня не заснуть.120
Объектами негативного воздействия колдов­ских чар были: домашний скот, возделанное поле, на котором вызревал урожай, жилище, сам человек. «Рассказывали, там бь’ша три или чатыри старухи. Вот што-нибудь рассёрдитца на тябя, ана так сдела­ет тебе, што ты хадйть ня будешь. Ноги есть, руки есть, а хадйть ня будешь!» (Подсевы 2980-12).
Среди способов нанесения порчи на скотину ча­ще других называли подкладывание магических «наговоренных» предметов.
Наиболее традиционные меры защиты домаш­них животных от колдовства, предпринимаемые в иванскую ночь: замыкание двора на замок, подпи-рание дверей осиновым колом («осинкой»), подкла­дывание под порог или к двери «деда». «А в дверях ставили (ну как назвать?) — "дёдышник" такой, кбл-кай-та. "Дед" называли явб. Он малбдинькай-та кблкай. Вот этат "дед", штобы калдун ня спортил двор» (Подсевы 2980-12).
Верили в то, что накануне Иванова дня колду­ны («колдуньи», «коддбвки», «русалки») бегали по ржи («на мятлах ездили») и «прожинали» рожь, де­лали «прожйны» во ржи, рожь «заламывали», «за­жинали залом» — выстригали колоски в середине полосы, забирая «спор» из хлеба — «хлеб не будет спарйтца».121 Колдовка в образе «зверюшки» или женщины с длинными распущенными и растрепан­ными рыжими волосами бегала по полю, махала руками, кричала: «Выжин ёстя!».122
Колдуньи пережинали поле «с угла на угол» («наскос^ю»), срезая по 3-4 соломинки («прожй­ны», «просеку» делали), и завязывали узлы в ржа­ном поле — «залбмы», наговаривали на них. Расска-
зывали, что «заломы» нельзя сжинать. Если этот узелок случайно попал в руку — человек заболеет, у него «заломит» руки, поэтому такую полосу не жа­ли вовсе, «залом» сжигали.123
Стремлением противодействовать вредонос­ным силам обусловлен обычай не спать в иванскую ночь — караулить колдунов. Занимались этим мужи­ки и парни. По народным поверьям, колдуны обо­рачивались в иванскую ночь кошками. Кошку-обо­ротня невозможно убить, но зато можно нанести ей вред и тем самым «узнать», кто в деревне колдует. В д. Качурицы записана быличка о том, как мужики, караулившие колдунов, ударили пробегавшую кошку по задней лапе, и на следующий день колду­нья заболела. Чтобы оградиться от колдовских чар, во время ночного бдения на Ивана вели себя шум­но и громко, стучали и брякали железками. С этой же целью мальчишки-подростки волочили по де­ревне борону зубьями вверх.124
В некоторых деревнях Порховского района за­писаны рассказы о посещении СВЯТЫХ МЕСТ ут­ром в Иванов день: ходили в часовенку и «на клю-чок» (родник), там умывались, брали воду, прино­сили домой. Взятая из святого источника вода счи­талась святой, ее пили сами и давали скотине (Ка-пустино 2985-42; Столыпине 2190-02). В д. Подсевы в этот день была служба на полях, где растет хлеб (2980-15).
?ф- «Летний Егорий»
Упоминается празднование «Летнего Егория»: «Егорий — эта женский праздник был в старину, "бабий праздник". Летам он был. Егорий этат был в июле месяце. Атмечали Егорий: всегда в старину-матушку сбиралисе, все наряжалисе, все угащалисе, все пели, все танцавали, и вся музыка сабиралася. Гуляли только аднй жёншчины» (Верхний Мост 2988-72).
?ф- Петров день Сведения о праздновании Петрова дня немного­численны. Он считался в народе «пастушьим празд­ником» (Подзорово 2984-02; Подсевы 2980-19). Так же как в Егорьев день, в Петров день все жители де­ревни приносили пастуху дары. «В Петров день таг-да уже несут творагу ему, масла и па лепёшки па бальшой с творагам. <…> В Петров абизательна та­кой парядак был в деревне» (Подсевы 2980-19).
Существует только одно свидетельство о том, что на Петров день, так же как и на Иванов день, жгли костры (Заболотье 2183-06). В д. Ольхово в Петров день была ярмарка (2980-29).
По народным представлениям, Старый Новый год находился «против Петра»: по погоде в Новый год определяли погоду в Петров день (Травино 2191-10).
?ф- Спасов день
В Спасов день носили в церковь освящать хлеб, зерна ржи, предназначавшиеся для сева озимых, яб­локи. «Пекли хлебец такой, насили в цёрькву слу­жить яво. Ва Спас и сейчас приносят. И зярно при­носят в церкву. Яблоко, зярно — рожь приносят, яч­мень. У каво какое зярно есть» (Качурицы 2204-28).
?ф- Флор и Лавр
Этот день почитался в народе как «коневий праздник». К церкви приводили коней, батюшка окроплял их святой водой (Кириллово 2982-01).
ОБРЯДЫ, СВЯЗАННЫЕ
С ЗАВЕРШЕНИЕМ ЦИКЛА ЛЕТНИХ
ПОЛЕВЫХ РАБОТ
?$? Зажин, «зажинка»
Жать начинали с Ильи. В Ильин день варили кашу. «Какие крупы е[сть], такие и варили. Бывала, с свайх круп варили. С авса да с жита» (Славковичи 2975-05).
Зажинала рожь старшая женщина в деревне, считавшаяся в народе счастливой. Как и за любую работу, жать принимались благословясь. Обяза­тельно начинали жатву сытыми.125
Начало жатвы отмечали ритуальной трапезой, аналогичной той, которую устраивали на оконча­ние жатвы — «яйшенки нажарим» (Славковичи 2975-33).
ПЕРВУЮ ПЯСТКУ («ПРЯДКУ») ставили к иконе, «на божницу», в «Божий угол», чтобы был «спор».126 «Там [дед] саберё[т] каласков сколькя, и вот он так свяжет и принесёт. И раньше угал перён-ний — ён был в иконах. Такйи были иконы бальшёи, были павёшена лампады, зажигалися в субботу. <…> А пястачку адную клали туда к иконы. Дедуш­ка, бабушка — яны уже всё делали. <…> Дед — он и клал. А потом, как дедушка с бабушкой умерли, то­же стал[и] — папа и мама» (Славковичи 2974-35). Впоследствии зерна из первой пястки использовали для засева. Их клали в севню или зарывали в землю, когда шли сеять (Славковичи 2974-33).
Первую или вторую пястку сжатой ржи связы­вали узлом и прикладывали к спине или привязыва­ли к поясу (у поясницы), чтобы не болела спина. С этой же целью садились на первый сжатый сноп.127
ПРОЦЕСС ЖАТВЫ был очень трудоемким. Жницы жали весь день — от восхода до заката солн­ца. «Ведь рожь-та жать — такая жара! Лёта-та такое жаркая. [Говорили]: "Нады жать, пагода харо-шая". Так вот пабягёшь скарёй, пакупаисси — [и снова жать]» (Славковичи 2974-33). Возвращаясь «с жатья», на отыдхе и во время работы жницы пе­ли песни- «далявые» и «коротенькие».128 К сожале­нию, в памяти людей старшего поколения не сохра-
нилось ни текстов, ни напевов «далявых» — лириче­ских песен. Однако «коротенькие песни» — жнив-ные припевки — помнятся довольно хорошо. Их об­разный строй связан с «жалобой» на разлуку с ми­лым. Вот тексты некоторых из них, записанные в д. Качурицы (2204-04):
«Песни петь я начинаю, Может, слышить милый мой? В этый песни всё извес[т]но -Как гуляли мы с таббй.
Песни пела, грудь болела, Сердце надрывалася. Па лицу катились слёзы -С милым расставалася.
С-за чаво мы разайшлйся? С-за письма, миленький мой. Какие глупасти писал Мне, дявчбнке маладой.
Гаваря[т], я пахудёла -Мне не удивительна. Живу с милым я в разлуки, Жисть мая тамйтельна.
Гаваря[т], я пахудёла -Теперь буду здаравёть. Каво любила — забываю, Мне больше нёкава жалеть».
?ф- Окончание жатвы, пожинки
Завершая рабочий день или заканчивая жатву, жницы благодарили и «ЗАКАРМЛИВАЛИ» СЕРП:
«Спасибо, серяпбк,
Всю рожь сжал
И пальчик ня срезал,
И здарбвья себе ничевб не сделала.
Всё жива-здорова»
(Щерепицы 2193-06).
«Спасибо, сиряпбк, Што май ручки побярёг. Пастарайся в яравбм, Как пастарался в аржанбм, Не парёзал пальчики!
Пригавариваешь. Так и сиряпбк вазьмёшь, вот так завёрнишь каласочкам на конячок: "Ешь кыла-сбк! Харашб ты пожал и ешь! Тебе кыяасочек"» (Качурицы 2204-06).
Сжиная ПОСЛЕДНЮЮ ПЯСТКУ, клали кре­стное знамение — «перекрещивались» и приговари­вали: «И слава Богу!» (Щерепицы 2194-05).
Срезая последние колосья, ПРОГОНЯЛИ БА­БУ ГОРБАТУЮ: «Как толька видим, што уже к канцу, всё, уже там чуть-чуть остаётся и гаварим: "Ну, бягй, Баба Гарбатая, в лес! А ты, Баба Гарба-тая, бягй в лес!"» (Качурицы 2204-06).
Когда заканчивали жать, женщины обращались к ниве с приговором на возврат силы: «Нива, нива, отдай маю силу!» (Заболотье 2183-10).
«Нива!
Подай мак) силу!
Яишница у меня севбдне!
Слава Богу!
Слава Тебе, Гбспади!
Севбдне яишница!»
(Верхние Горки 2206-04).
ПОСЛЕДНИЙ СНОП завязывали с молитвой: «А так, завяже[т] завязачкай. Скольке там — три узе­лочка завяже[т] и прачитает малитву. Всё с малит-вай. Какую хошь [читай]:
Во имя Отца и Сына И Святага Духа. Аминь, аминь, аминь»
(Славковичи 2974-33).
Закончив работу, женщины садились на сноп: «А патом и на снапы пасидёть [надо], эта штоб у тя спина не балёла» (Славковичи 2974-33; также: Кон-дратово 2988-44).
С последним снопом девушки и молодухи гада­ли. Сидя на нем, крутили серпом над головой и затем бросали его за спину — куда серп упадет, туда девушка замуж выйдет. Молодые женщины смотре­ли, есть ли букашки под снопом — сколько их, столько и детей будет. Последний сноп несли в дом и ставили в передний угол (Махновка 2174-08; Оль-хово 2980-33; Тинеи 2190-11).
Закончившие жать помогали отстающим, чтобы закончить жатву вместе.129 На окончание жатвы го­товили ТРАПЕЗУ дома или на поле: варили «пожи-нальную кашу», жарили яичницу, пекли пирог из «нового» хлеба.130 «Уже кагда сажнёшь, всё эта спра­вишь. Яишенку-то дома там нажарим. Нажаря[т] до­ма уже ужину, как пажали всё ёта. Старый гаварйли:
Ну, слава Тебе, Господи,
Што Гаспбдь дал,
Радйл нам хлебушка наш насущный,
Дашь нам есть»
(Славковичи 2974-33).
Возвращаясь с поля домой, ломали ольховые ветки и махали ими в избе — «ВЫГОНЯЛИ МУХ» (Тинеи РФ 1757).
ОСЕННИЙ ПЕРИОД КАЛЕНДАРЯ
Всю осень женщины занимались ОБРАБОТ­КОЙ ЛЬНА — мяли его, трепали, чесали щетками. Делали льняное масло.131
ОБМОЛАЧИВАЛИ ЗЕРНО — молотили цепами пять-шесть человек. «[Рожь] сначала абстябывают [хлещут снопами об лавку], с бальшова-та калосья-та штобы зярно-та высыпалася. Яё отстябывают, а патом расстилают эты снапкй. Связачку развязыва­ют и вот расстилают па обе стороны. Вот так на­стилают, и вкругавуютак и идёшь, выколачиваешь. В сирядйнке-та тоже есть эти кыласочки, они же не
обстябаютца. Ну вот, поначалу идёшь — по маковоч-кам, што где аставишь эти зернйночки. Патом па сирядйне идёшь, патом пиреварачиваешь эты всю саломку и втарую старонку [обмолачиваешь]. Так вот прайдёшь два раза. Патом апять эту саломку стряхываишь. Вытряхываишь зярнйнки и апять в пуки связываешь и уносишь» (Качурицы 2204-28).
С «Постным Иваном» связан запрет на некото­рые огородные работы, в которых использовались режущие предметы. По легенде, источником кото­рой является каноническое житие святого, в этот день нельзя ничего рубить и резать в память о том, что Иоанну отрубили голову (Заболотье 2183-08). «А то есть в сентябре праздник такой — "Постный Иван" назывался. Ну и мы сичас, кто вот старики, дак малёнька атмячают. Где-та бутылку там сыка-номят, а то и две, и халадцу наварют» (Подсевы 2980-10).
На Покров примечали погоду. «Поговорку га-варйли, бывала всё, што: "Пакрдв или листам па-крое[т] (лист срывае[т] с лесу), или снег[ом] пакрд-е[т]". Вот эта такая поговорка была. А калй как» (Кириллово 2982-01).
Девушки гадали. «Вот кагда лажйсся спать на Пакров и вот скажи сам себе. Три раза сказать нужна:
Пакров, Присвятая Багарбдица, Пакрбй свайм пакрбвам Нёба и землю, И меня, маладу.
И расскажи, што сбудетца со мной в нынешном гаду.
И вот на Пакров всё приснйтца, што вот будет» (Подсевы 2980-06).
СУПРЯДКИ, ГУЛЯНЬЯ МОЛОДЕЖИ
В период от поздней осени до ранней весны -от Покрова до Рождества и от Крещения до Масле­ницы — девушки собирались на ПОСИДЕЛКИ, СУПРЯДКИ. Ходили по вечерам — с семи и до одиннадцати-двенадцати часов ночи. Отправляясь на супрядку, девушки пели «далявые» песни. По окончании супрядок парни провожали девушек до дома.132
Собирались на супрядки в «откупных избах» или по очереди в избах, девушек — «череду», «оче­редь» держали. Собственно прядение осуществля­лось в будние дни, а в воскресенье вечером прохо­дило гулянье без работы, на которое приглашали гармониста.133
Девушки пряли на супрядках лен, а также вяза­ли кружева — готовили себе приданое. Набиралась полная изба народа, могли приходить девушки из ближайших деревень. В одной деревне собиралось обычно несколько супрядок, на каждой из которых
было, в среднем, по десять-двенадцать девушек, а иногда доходило и до двадцати. На «большую» супрядку ходили взрослые де­вушки-невесты, готовящиеся выйти замуж. Они пряли нити на тонкое полотно, сидели с керосино­выми лампами. Именно на «большие супрядки» приходили парни.
На «среднюю» («середошью») супрядку собира­лись девушки четырнадцати-шестнадцати лет. Они назывались «середохами».
«Маленькая» супрядка объединяла девочек-подростков от одиннадцати-двенадцати лет. В от­личие от старших, они сидели с лучиной. Посколь­ку их только учили прясть, то давали «вёрхницу» -более грубый лен.
Девочки со «средней» и «маленькой» супрядок частенько убегали смотреть на «большие» супряд­ки, на «женихов» и «невест». В этот момент над ни­ми подшучивали парни — разматывали нитки, рас­кидывали веретена на улице, подвешивали прялки на деревьях.134
Сохранились воспоминания об обычае «ЗАПА­ХИВАТЬ МАЛЬЦЕВ» — приманивать парней на гулянье. Для этого девушки ездили верхом на поме­ле по деревне (Шелешни 2202-10).
Девушки выходили на улицу и ждали парней -СЛУШАЛИ, с какой стороны гармонь заиграет (Качурицы 2210-12). На гулянья приходили не толь­ко «свои», деревенские парни, но и чужаки. Придя на беседу, парни садились на пол и играли в карты, подсаживались к продолжающим прясть девушкам на колени, заводили игры и пляски. Так или иначе, девичья работа откладывалась, и начиналось гуля­нье.135
ПОСИДЕЛОЧНЫЕ ИГРЫ связаны с брачной тематикой: «Соль вешают», «Калачи ломают», «Овёс толкут», «Блины пекут», «Шубу шьют», иг­рали «В ремешок», «В монаха».136
Многие игры заканчивались поцелуями:
—  «Рыбу ловят», «рыбачат»:137 «Придут. Вот хто-нибудь сдёлаит "Рыбу лавйть". Ну вот, навя­жут на палачку нйтачку, а патом таку лучйниньку. Ну, катора девка ему панравитца — [надо] схватить. Паймаит [на удочку], нада с им целаватца. Вот так всё была» (Подсевы 2980-10).
—  «Горох молотят» — ремешком вызывали за дверь целоваться (Столыпине РФ 1757).
—  «На хутор ходят» — парень с девушкой после десяти часов вечера уходили с гулянки в другой дом сидеть наедине (Качурицы 2210-14).
Парни останавливали колесо у прялки и не дава­ли прясть, пока не поцелуешь (Столыпино РФ 1757).
Подростки играли на посиделках «в жмурки». Сохранились воспоминания о детской игре с песен­кой: «в золотинку» играли, «золото хоронили» (Ти-неи 2190-05). Игры подростков существенно отли-
чались от игр старших девушек и парней. Одна из игр подростков — «ставы ткут» (Красики 2968-27).
Зафиксированы сведения об ОЗОРСТВЕ ПАР­НЕЙ на супрядках — двери закладывали (Подсевы 2980-10).
На посиделках и святочных гуляньях водили хороводы, плясали, девушки пели на гуляньях дол­гие песни.
ЗАВЕТНЫЕ ПРАЗДНИКИ
Завет давали по случаю падежа скота или пожа­ра: «заветались», «завётовали». Праздники по завету назывались «заветными», «заветнутыми» (Верхние Горки 2206-02), «завётанными» (Щерепицы 2193-06).
Например, в д. Щерепицы после пожара в Тих­винскую дали завет не работать в этот день. Если «заветнули», значит «Богу завещали» — «не будем работать, а будем праздновать». Дав завет в церкви, обходили деревню с иконой.138
Наиболее часто рассказывают о заветных празд­никах «по скотине».139 В нескольких деревнях от­мечалась «Заветная пятница»: «Скот падыхал — вот заветали эту пятницу. Атслужут службу, идут — Ефрё-менки кругом [обходят], крестным ходам с этай с ико­нам и [хоругвями] — полнастью крестный ход. Абай-дут, пасредй деревни малёбен атслужут. Сходют, над скатом паслужут, над рожью послужут, па дамам прайдут — паслужут. Ефрёменки так сделают, и нашу деревню — так. Скот падганяли, лашадёй каждый привадил суда же. Свяшчённик абайдёт, всех вадой пакрапйт, всю скатйну» (Демиденки 2965-13).
Для традиций Порховского района очень харак­терно посещение по завету святых мест — особенно колодцев, называемых «ключками», «кипунками». Происхождение этих ключей связано со святым Ни-кандром — основателем Никандровой Пустыни. По завету посещали и святые места, находящиеся до­вольно далеко, в других районах Псковщины.
В деревнях Славковской волости на святые ко­лодцы ходили в Бгорьев день. По одной из легенд, «ключок» образовался на месте провалившейся церкви (Кириллово 2981-34). Из колодца брали во­ду «до солнца» и купались в ручье. В колодец бро­сали деньги, а в речку — «больную одежду», чтобы «Бог здоровья дал». Хотя около ключа находилась часовенка, по имеющимся сведениям, священник там никогда не служил.140
На другой святой колодец у часовни в п. Слав-ковичи ходили в «Девятую пятницу» (на девятой неделе после Пасхи). Завет был дан в память о явле­нии в этот день иконы мученицы Прасковёи. В легенде, рассказанной М. М. Степановой (1913 г. р.) из д. Кириллово описывается явление святой: «Святая мученица Праскавёя явйлася кола этый ча­совни. Вот где эта [было], сказали. [Там] настроили
эту часовню. На этым калодцы ана явилась. А кто ж ану видел? Эта Бог знае[т], кагда ана явивши. Кто ж ану мог видеть с нас? Это увидел хто-нибудь свя­той. А разви мы увидим?..» (Кириллово 2981-34).
Служили молебен в часовне и на «кипункё» -«святили воду», был крестный ход. «У нас в Слав-ковичах как заветный [праздник]. Сабираетца, бы­вала, вся акруга, и там в часовенке служу[т]. Такая часовенка была на краю. У часовенки калодец был с вадой. Туда деньги брасают, служат малёбны там» (Осташево 2982-09). Съезжалось духовенство: «В Девятую пятницу к нам съезжаютца, в нашу цёр-кав, все попы» (Кириллово 2981-34). Освященную воду брали домой и использовали в лечебных и ох­ранительных целях.
После службы начиналось ярмарочное гулянье, на котором «мальцы» дрались (Крюково 2970-09; Малые Пети РФ 1982).
Крестный ход в «Девятую пятницу» после Пас­хи проходил и в деревнях Митрофановской волости — «народу как воды было налито» (Травино РФ 1757, 1758).
В Верхнемостской волости рассказывали о праздновании «Дубровицкой пятницы». Завет «на­кладывали» болящие — ходили на колодец около д. Дубровичи. В часовне около колодца служили мо­лебен. Несли туда дары: полотенце или какую-ни­будь другую вещь, а домой брали святую воду (Де-вонисово 2966-13).
ПРЕСТОЛЬНЫЕ ПРАЗДНИКИ, ЯРМАРКИ
В различные периоды народного календаря в деревнях Порховского района праздновались мест­ные съезжие праздники, называемые престольными или ярмарками («ярманками»). Их также могли праздновать по завету. «Престольным праздникам знаешь как называли? Вот скока там диревёнь — дан завет. Какой иконы там — Божей Матери. Тольки и празднаваешь» (Славковичи 2974-33). К числу наи­более распространенных престольных праздников относятся: Казанская Божья Матерь, «Вешний» и «Зимний Никола», «Богородица», Михайлов день. Существовало много местных праздников, напри­мер, в д. Путилово «Отраду» гуляли, в деревнях Верхнемостской волости — «Летний Бгорий», «Сергий» или «Сергачок». «У нас два престольных праздника гуляют: Сёрьгий и Николу. Две Николы и два Сёрьгия. Вот в Сёрьгий — эта восенью, эта три дня гуляют па улицы с гармонями, песни пают» (Демиденки 2965-13). «Сергий эта — абязатильна драка будё[т], паслёдняя ярманка. Сергий — эта осе­нью» (Ольхово 2980-29).
Весной престольные праздники гуляли на ули­це, осенью и зимой — в «откупной» избе. «А Николу
Зимнею — то избу откупали, гуляли три дня. Эта в нас престольные праздники. Вот такое была гуль-бишче!.. В каво не была раднй, так к знакомым ха-дили, сабиралисе. Маладёжи-та была многа. Тока с гармонем па дярёвне, как ярманка!» (Демиденки 2965-13). В рамках зимнего периода проходили так­же ярмарки на Крещение и Сретение.
Ярмарки продолжались на протяжении одного-двух, но чаще трех дней. «Пятница, суббота идо вас-крисёння — Пятница Ильинская» (Подсевы 2980-10).
Одним из возможных компонентов престольно­го праздника был КРЕСТНЫЙ ХОД С ИКОНОЙ. В деревнях Верхнемостской волости носили по де­ревням икону «Спасителя» из Елизаровского мона­стыря, что находится за Псковом. «Раньши вот, па стараму стилю — пёрвава числа, па новаму — четыр­надцатого наября, прихадйл к нам "Спаситель" с Елизарьева (где-та за Псковом там был мана-стырь). И так встречали эту икону. Вот он идёт са Спасу. Наш крёсный ход идёт [туда], встречает ико­ну с крестным ходам, с цёрьквы. И аттуда праводют с крестным ходам, распрасчаютца. Идёт в нашу цёркав. Атслужит здесь [батюшка], патом идём с иконай этай па дамам — служить с иконай идут, са "Спасителем". И с каждава дома хазяин выхадйл, на улицы ждал, кагда икона эта придёт в дом. Все встречали са слезам, с трёпетам. В каждам доми был малёбень. Вот такое раньши была таржество. И патом правадйли в Сумёц. Так же наши с крест­ным ходам, весь приход абайдёт, апять в цёрьквы службу атслужут, с крестным ходам — в Сумёц пра-важали эту икону» (Демиденки 2965-13).
Икону «Спасителя» носили во время празднова­ния «Сергия». «Как-та вот в Сергий переносют ико­ну. Вот посярёд деревни у нас такая горка была. И вот туда "Спасителя" паставют на насйлках, так как приносют с церквы на насйлках яво. Атслужут, и апять свяшшённик стада в поле [обходит] са "Спа­сителем"» (Девонисово 2966-13). 

На престольные праздники ходили в гости, уст­раивали СКЛАДЧИНЫ, в том числе и «бабьи складчины» (Верхний Мост 2988-72; Красики 2968-27; Травино 2191-09).
Обязательной частью престольного праздника были ЯРМАРКИ, на которые собиралось большое количество народа из окрестных деревень: «Полная дярёвня народу. Там и маладёжь, и старики. Ну, старики эта мёстнаи, а маладёжь, может, пришёвши даже за пять и больше километров. Ну, там гости какйи всё» (Подсевы 2980-10).
Девушки и парни, женатые пары ходили вдоль по улице рядами, «взад-вперёд па дярёвне, с краю до краю», парами или «кучками» — «по двоим, по троям» (Подсевы 2980-10). Все надевали на ярмарки праздничную, нарядную одежду. Парни высматри­вали себе на ярмарках невест.141
На ярмарках непременно звучали гармони: «В Сергий — три гармони. Вот так адна идёт, там апять адна — по три гармони па вулицы хадйли» (Деми­денки 2965-13). Именно звучание этого музыкаль­ного инструмента считалось наиболее подходящим для создания праздничной атмосферы уличного гу­лянья. «Ну, музыка какая была? Балалайки были. Ну балалайка — эта как бы ня музыка на ярманке. Ета на вичаринках — балалайка, а тут — гармони. Гарманйст играет. Там девушки ходют, парни» (Подсевы 2980-10).
Парни и молодые мужчины ходили артелями (человек по десять-двенадцать), в которые брали одного или нескольких деревенских гармонистов, пели частушки «на задор» под гармонь, «лома­лись».142 «Ломанье» представляет собой вид тради­ционной мужской пляски, в которой в особой худо­жественной форме предстают элементы боевой культуры. «Ломанья» во время ярмарки были связа­ны с подготовкой к рукопашному бою. Парни «ло­мались», держа в руках палки, колья и размахивая ими, били по дороге так, что пыль летела; раззадо­ривая себя, «ухали».143 «Раз он пьяный, гармонь иг­рает, вот он и скарбдить, и песни паёт, и нагам борет, и рукам растапыривши — ламаетца» (Подсе­вы 2980-10). «Так вот аны [мужики], как вь’шьють в праздник (аны празднавали Николы — двадцать вта-рова мая и патом уже осенью), так вот забирают па колу, тынйну на плячо. И вот гармонь играет, так аны этам колышкам, [машут] толька пыль па ста-ранам лятйт па дярёвне!» (Подсевы 2980-10).
«Ломанье» непосредственно переходило в дра­ку. Дрались топорами, тростями, «ножиками реза­лись». Ходили драться «деревня на деревню». Про ярмарочные драки говорили — «так было принято», «сегодня не интересно было — драки не было».144 «Ну, канёшна выпивши, пают песни. Бывает так, што и задярутца где-нибудь. Раньше малёнька скандалили. Вот такие были сельски ярманки» (Подсевы 2980-01). «Вазьмём Падсёвы — аны празд­навали Михаила. Михайлав день — эта двадцать пёрвава наября — ярманка. Там убязательна буде[т] драка. Даже такие ярманки прахадйли, што и убива­ли, и резали насмерть челавёка. Ну, значит, эта уже как бы па бальшому злу» (Подсевы 2980-01).
ЯРМАРКА могла включать в себя базар, тор­говлю предметами ремесленного производства. Та­ковы сведения о ярмарке на Крещение в п. Славко-вичи и некоторых других. «Кряшчёнья вот Славка-вичи раньше празднавали. Там ярманка была, пра-давали. Атсюда больше вазйли с Дубравёнщины — и кадушки, и крамыслы, и санки, и грабли. Кустарнае каждый делал, кто што мог» (Подсевы 2980-10). На этой ярмарке устраивали также конские бега по льду, загадывая — чей «бегун» (беговая лошадь) прибежит первый.145
79*
СОДЕРЖАНИЕ ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ
КАЛЕНДАРНО-ОБРЯДОВЫХ ПЕСЕН, ПРИПЕВОК, ВЫКРИКОВ: ТЕМЫ, ОБРАЗЫ, СЮЖЕТНЫЕ МОТИВЫ. ПЕРЕЧЕНЬ ЗАПИСЕЙ
КОЛЯДКИ, ВИНОГРАДЬЯ, ДЕТСКИЕ «ПОПРОШАЙКИ»
ОБХОД ДВОРОВ. КОЛЯДОВЩИКИ И ХОЗЯЕВА. ВЕЛИЧАНИЕ ХОЗЯЕВ. БОГАТЫЙ ДВОР
«пришла Коляда накануне Рождества»;
благопожелания и угрозы; требование угощения;
колядовщики ищут богатого двора; описание
богатого двора; чудесный терем
1.  «Пришла Коляда накануне Рождества» (ва­рианты напевов 1, 2)
Пришла Коляда накануне («упярёд») Рождест­ва. Не сиди (не спи), хозяин, «в переду»1, встречай, надели Коляду! Из печки пирогом, из засека реше­том, из кармана пятаком!
Верхнемостская вол.: Желавкино 2978-12. Митрофановская вол.:  Махновка 2174-09; Столыпине
2190-01; Тинеи РФ 1757. Славковская вол.: Замошье 2985-27. 1  «В переду» — в переднем углу.
2.  «Пришла Коляда накануне Рождества» / «Ко­ляда-Коляда накануне Рождества» (варианты напе­вов 1, 3)
Пришла Коляда накануне Рождества. Искали-«сочили» святую (пресвятую) Коляду.
Нашли Коляду на петровском [имя хозяина, к которому пришли колядовщики] двору, «трехже-лезном» тыну. / Нашли Коляду за нашим двором, за железным мостом.
Петров двор — железный тын. Среди двора три терема стоят. В одном терему — красно солнышко, в другом терему — ясный месяц, в третьем терему — яс­ны звездушки.
Варианты окончания:
а) …Коляда, Коляда, отдавай пирога!
б) …Тетушка Прасковея, подавай поскорее. Не ломай, «не гибай» — полный хлеб подавай!
Славковская вол.: Большой Волочёк 2976-10; Гверстно 2983-39; Дубровичи 2985-01, 02; Козибор 2974-20, 21; Подберезно 2973-10; Царево 2983-53.
3. «Всё пришло-приплыло всё Христово Рожде­ство» (напевы 3-5)
Всё пришло-приплыло всё Христово Рождест­во. / Пришла Коляда накануне Рождества.
Тут ходили-походили колядовщички, искали-поискали Степанова двора. У Степанова двора рас­тёт шелкова трава. Степанов двор на семи столбах, на восьми верстах (пестах). Столбы точеные, «под-золоченные». Столбы мальчики точили, девки кольца золотили. Что булатный тын да железны во­рота. Что хозяин во дому — то колосья во меду. Что хозяюшка — красно солнышко, милы детушки — ча­сты звездушки.
Вариант окончания: …Наделите-ка нас (вы по­дайте-ка нам): либо хлеба ломтину, либо денег пол­тину, либо сахара кусину (или хлебца кусочек, пи­рожка «конечёчик»), либо денег «рубь», либо чашку круп! Нам не «рубь», не полтину, не четыре алтына — одну «денежку с копьём»,1 оставайся сам с добром!
Дубровенская вол.: Путилове 2180-04, 05 (колядка без припева); Степерино 2207-16 (с припевом «Виноградье красно-зелено»).
Ясенская вол.: Качурицы 2205-34, 36 (с припевом «Вино­градье красно-зелено»).
1 «Денежка с копьём» — копейка.
4.  «Хозяин с хозяюшкой» / «Тетенька Праско-вея» (варианты напева 6)
а) Хозяин с хозяюшкой, наделите христослав-цев! Или ржицы «корячок», или денег пятачок, или хлеба ломтину, или денег полтину!
б) Хозяин с хозяюшкой, не откажите, нам наде­лите (наделите или откажите; откажете аль прика­жете?). Или денег пятачок, или хлеба «корячок»!
в) Хозяин с хозяюшкой, с малыми детушками, не «лучил» ли Бог копеечку? Открывай сундучок, подавай пятачок или овса «коряшок»!
На многая, многая, многая лета!
г)  Хозяюшка с хозяином, наделите поскорее. Мороз трещит, стоять долго не велит!
д) Тётенька (бабушка) Прасковея, надели-ка (выноси) поскорее! Мороз велик, стоять не велит! Либо денег полтину, или хлеба ломтину! Не режь, не ломай, просто так подавай!
е)  Хозяин добрый, подай пирог сдобный. Или чашку круп, или денег «рубь»! А не дашь — тебе на свинке пахать, на петуне бороновать!
Верхнемостская вол.: Докатово 2988-21; Климово 2986-40.
Митрофановская вол.: Лашково РФ-1758.
Славковская вол.: Бёрдово 2971-09, 11; Большой Воло­чёк 2976-07, 08, 2977-06, 11; Голубево 2977-22, 24; Ду-бровичи 2985-01, 02; Козибор 2974-19; Лог 2982-19, 2983-06; Малое Заборовье 2972-22, 2973-32, 33; Малые Заходы 2984-19; Подзорово 2984-01; Скрипово 2983-13; Славковичи 2975-08, 2985-30; Сумско 2977-17; Ца­рево 2983-54.
5.  «Маленький Юрчик» {варианты напева 6) Маленький Юрчик (вьюнчик) сел на стульчик, в
дудочку играет (книжку читает), с Рождеством (Христа) поздравляет: — С праздником, Рождеством Христовым, с пятачком новым!
Вариант окончания: …Хозяюшка с хозяином, выносите поскорее. Мороз невелик — стоять не ве­лит! Или хлеба ломтину, или денег полтину! Славковская вол.: Подберезно 2973-08; Славковичи 2975-25.
МАСЛЕНИЧНЫЕ ВЫКРИКИ, ПРИПЕВКИ
ВСТРЕЧА — ПРОВОДЫ МАСЛЕНИЦЫ; КАНУН ПОСТА; ЗАКЛИНАНИЯ
6. «Вот такой лён большой!»
Славковская вол.: Кириллово 2981-40 (выкрики на лен).
7.  «Гори, гори ясно, чтобы не погасло!»
Славковская вол.: Дубровичи 2985-11. Верхнемостская вол.: Желавкино 2978-13.
8.  «Гори, Маслена, гори, Маслена!»
Славковская вол.: Бёрдово 2971-22.
9.  «Баклагу жгут, баклагу!»
Дубровенская вол.: Степерино 2207-16.
10.  «Масленица пришла» (напев 7) Масленица пришла, праздник принесла. И сме­тана, и творог — всё летело под порог! Славковская вол.: Большой Волочёк 2976-11.
11.  «На масленой неделе»
На масленой неделе со «тола блины летели. Рас­топила баба сала, не успела помакнуть. Славковская вол.: Гверстно 2983-40 (фр.).
12.  «Пришла маслена неделя»
Пришла (прошла, прощай) маслена неделя, на­стаёт (настал) Великий пост.
Полезай (собирайся), мама (матка, матушка), в подвалы (в подпол, в истопку), тяни (тащи) редчину за хвост! / Нацедили кружку квасу, тянут редчину за хвост.
Вариант продолжения: …Кто в посту будет же­ниться, тому дура попадёт. Дубровенская вол.: Заболотье 2183-06; Поддубье 2195-
30 (т.) Славковская вол.: Лог 2983-07 (т.); Подсевы 2980-12; Шане-
во 2984-49. Ясенская вол.: Качурицы 2204-23 (т.); Ясно 2178-02.

Перечень записей колядок, не вошедших в каталог
Верхнемостская вол.: Верхний Мост 2989-01; Крутец
2978-09. Славковская вол.: Большой Волочёк 2977-04,09; Козибор
2974-20, 21,  31; Малое Заборовье 2973-29; Ольхово
2980-23.
Перечень записей церковных песнопений
Рождественский тропарь «Рождество Твое, Христе Боже наш»
Славковская вол.: Большой Волочёк 2971-09,2976-07; Го­лубево 2977-22; Козибор 2974-18; Луг 2980-01; Малое Заборовье 2972-22, 2973-30; Подберезно 2973-08; Слав­ковичи 2975-25.
Пасхальный тропарь «Христос воскресе нз мертвых»
Славковская вол.: Малое Заборовье 2974-05. Ясенская вол.: Качурицы 2204-25.
Раздел 4
ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЕ И ПЕСЕННО-ХОРЕОГРАФИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ
Изготовление и использование ДУХОВЫХ му­зыкальных инструментов связано с пастушеской практикой. Их делали пастухи весной, когда в дере­вьях идет сок, но только после того, как прогремит первый гром (Кириллово 2981-25). Имеются от­дельные упоминания об изготовлении пастушьих рожков «на продажу» (Крюково 2970-06).
В традиции бытовали духовые инструменты двух типов — язычковые и свистковые. Зафиксиро­ваны следующие названия инструментов: «дудка» («дудочка»), «рожок», «свирель» («свирёлка», «сви-рёлочка»), «жалейка», «свисток» («хвисток», «хвис-тулька»), «труба». Наименования могут обозна­чать как инструмент в целом, так и его составные части, а также относиться к различным типам инст­рументов.
Духовые инструменты изготавливались из оль­хи, тополя, вербы, липы, березы, ракиты, ивы, тро­стника, гусиных перьев. Длина язычковых инстру­ментов- 10-15 сантиметров. Сердцевина высверли­валась или выкручивалась. Количество игровых от­верстий варьировалось от двух до шести. Раструб делался из бересты и назывался «рогом», «трубой». Вместо бересты мог использоваться коровий рог, и, наконец, дудочка могла не иметь раструба. Свист­ковые инструменты имели одно-три игровых отвер­стия.1
Пастушьи наигрыши исполнялись на выгон скотины в поле, во время пастьбы — на сбор коров в поле и на сгон домой. По имеющимся сведениям, во всех этих ситуациях наигрыш был один.2 Кроме то­го, на пастушьих инструментах могли исполняться плясовые наигрыши и песни. Некоторые пастухи так мастерски владели музыкальными инструмен­тами, что про их игру говорили — «хоть плачь или пляши» (Большие Пети РФ 1985). Помимо соб­ственно пастушьих инструментов могли использо­ваться оказавшиеся под рукой бутылки с выбитым дном, деревянные трубки. Звучание рожков могло имитироваться голосом, воспроизводившим раз­личные сигналы («как музыка», «как бы трубил»), которые организовывали поведение животных на выпасе, способствовали общению пастуха с хозяй­ками и пастухов между собой (Качурицы 2204-09). Такие голосовые сигналы включали в некоторых случаях словесный ряд: «Тру-ту-ту-ту, бабы, гоните
коров!»; «Гоните коров, лентяйки, не спите!» (Ма­лое Заборовье 2974-01-04).
На территории Порховского района в недавнем прошлом были распространены малострунные крыловидные ГУСЛИ. Имеются сведения о шести-семиструнных гуслях,3 о восьми-девятиструнных,4 десяти-двенадцатиструнных.5 Строй девятиструн-ного инструмента: g^c’-d’-e^P-g^a’-b’-c2.
Это были инструменты, состоящие из рамы и двух дек, наклеенных на нее. Колки использовались кованые. Резонаторные отверстия (одно или не­сколько) располагались на верхней деке.6 Во время игры инструмент находился в вертикальном поло­жении на коленях: «в привал», «ребром», «боком». При ходьбе (на гуляньях, ярмарках) гусли подвеши­вали на плечо.7
Приемы игры на малострунных гуслях связаны с фиксированным положением пальцев левой руки — между струн и использованием приема бряцания правой рукой.8 «[Левая] — пальцы между струн» (Де-миденки 2965-14), «…пальцы втисня между струн и бье[т]» (Девонисово 2967-04).
Сведения о ГУСЛЯРАХ довольно многочис­ленны. У одного из исполнителей — Василия Нико­лаевича Суворова (1918 г. р.) — на гуслях играл отец (Капустино 2985-60), а от сына были записаны фрагменты гусельных наигрышей. В д. Девонисово помнят старика Ивана Иванова, умершего в войну; он также играл на гуслях — после любой работы «хоть маленько побандурит»; играл на этом инстру­менте и его племянник (Девонисово 2967-02, 04).
По имеющимся сведениям, с гуслями ходили «побирахи» — нищие (Верхние Горки 2205-01). «Ха-дйли, знаишь, такйи — ну, прахадяшшии — с гуслям хадйли. Но это до нас. Толька рассказывают, што вот там такой-то ходил с гуслям старик. То с ду­дочкой, то там с какой-нибудь вот жалёичкай» (Верхние Горки 2205-02). На гуслях играли цыгане, пастухи.9 «Цыган играл на гуслях. Харашо играл всяки танцы. Теперь не сыграть никаму так на гуслях. Теперь ведь и танцуют-та не так, как рань­ше» (Демиденки 2965-14).
Экспедиции зафиксировали уходящую тради­цию гусельной игры в юго-западной части Порхов­ского района — в Славковской и Верхнемостской волостях. В Дубровенской волости (северная часть
района) также имеются свидетельства о бытовании в недалеком прошлом гуслей данного типа.
Записана игра нескольких гусляров, в основ­ном, людей пожилого возраста. Среди них необхо­димо выделить Василия Максимовича Максимова (1902 г. р.), игра которого не уступает лучшим об­разцам, известным по соседним Островскому, Опо-чецкому и Красногородскому районам. Традиция игры на гуслях, зафиксированная в Порховском районе, не представляется самостоятельной и по всем параметрам примыкает к традиции Остров­ского района.
На территории Порховского района ранее бы­товали и многострунные, «большие» гусли. По всей видимости, можно говорить о том, что здесь, так же как и в других районах области, одновременно существовало несколько типов инструментов: гус­ли звончатые (усовершенствованные в начале XX века Н. И. Приваловым и О. У. Смоленским для оркестра народных инструментов В. В. Андреева), инструменты типа эстонского каннеля, столовые гусли (или «гусли столом») и всевозможные их мо­дификации.
На гуслях звончатых (гусли «треугольником», «уголком») было 15 струн, на самодельных инстру­ментах этого типа количество струн варьировалось от 12 до 17. «Такой угольник. Такая, примерно, даска. Вот тут ролики всякие. А там вот проволо-чина толстая — струны наведена» (Демиденки 2965-14). При игре гусли висели на плече или их клали на стол. Были также самодельные инструменты, возникшие под влиянием эстонского каннеля и «столовых» гуслей; количество струн на них дохо­дило до 40.
Приемы звукоизвлечения на многострунных гуслях связаны с использованием самодельных плектров: играли «косточкой» (Малое Заборовье 2974-01), «напёрстком» (Демиденки 2965-14). Паль­цы левой руки могли ставиться как между струн, так и на струны, нередко применялся прием «под-щипывания». Наибольшее количество сведений о бытовании многострунных инструментов получено в Славковской волости.10
Сведения о бытовании СКРИПОК на террито­рии Порховского района довольно многочислен­ны, хотя музыкальных записей осуществить уже не удалось.11 Память жителей старшего поколения со­хранила воспоминания об устройстве инструмен­тов, приемах игры, репертуаре, а также имена скри­пачей («скрыпышников» — Бёрдово 2971-03). У мно­гих информаторов на скрипках играли отцы, стар­шие братья. Кроме того, скрипачами были деревен­ские пастухи. Известных в округе музыкантов при­глашали на гулянья в другие деревни.12
В порховских деревнях играли как на фабрич­ных скрипках, так и на самодельных, имеющих че-
тыре, иногда три струны. Согласно одному из сви­детельств, скрипка имела шесть струн, где каждая из трех основных струн была удвоена (Лог 2983-04), т. е., по всей видимости, инструмент представлял собой модернизированный вариант трехструнной скрипки. Смычок нередко был самодельным. В д. Тетерино записаны сведения о полукруглой фор­ме смычка (2946-01).
По имеющимся сведениям, в порховской тради­ции существовали два возможных положения инст­румента во время игры: принятое в профессиональ­ной практике положение с упором в плечо, под под­бородок, и другое — вертикальное, с упором в коле­ни, перенятое народной скрипкой от древнерусско­го гудка.13
В Верхнемостской волости зафиксировано опи­сание старинной БАЛАЛАЙКИ — самодельного долбленого инструмента с жильными струнами и пятью ладами (Тетерино 2946-01). Наряду с этим широкое распространение получила современная балалайка, разработанная В. В. Андреевым; она вытеснила более архаический вид народного инст­румента. В Порховском районе традиция игры на балалайке очень развита. Зафиксированы три вари­анта настройки: общераспространенные — гитар­ный и балалаечный, а также редко встречающийся «минорный» строй (d1-hM-gI) и настройка двух ба­лалаек, играющих в ансамбле (Кириллово 2981-25).
Отметим некоторых балалаечников, в совер­шенстве владеющих инструментом и обладающих виртуозной техникой. Это Алексей Леонович Лео­нов (1927 г. р.) из д. Махновки Митрофановской волости, Константин Григорьевич Рыбкин (1930 г. р.) из п. Славковичи, Алексей Антонович Иванов (1922 г. р.) из д. Авчух Славковской волости. В недавнем прошлом на территории района ши­роко бытовали старинные русские ГАРМОНИКИ -трех-пятирядные псковские тальянки, называемые «резухами», «резушками» по характерному резкова­тому тембру.14 Встречаются также описания двух­рядных тальянок — «бологовок». «Тальянка была. Два баса и астальное — два рида — галаса. И всё» (Бёрдово 2971-02).15 Гармонные «голоса» могли так­же называться «свистками» (Славковичи 2975-22).
Повсеместно играли в порховских деревнях на гармонях «немецкого» строя, а в послевоенные го­ды началось активное проникновение в деревен­ский быт гармоник хроматического строя — «хро­мок». «А всякие, руськии большинство раньши бы­ли. Тут стали и вот эты нямёцкии. А па пёрвасти руськии [гармони]. <…> Были хромки, были и тальянки» (Бёрдово 2971-02). В настоящее время широко распространены современные гармони (25×25). На этих гармонях до сих пор можно запи­сать наигрыши, которые ранее звучали на старин­ных инструментах, с сохранением манеры и стиля
исполнения (например, старинная гармонная игра «на растяг», «развалюха» — Ясно 2203-33).
Записаны многочисленные рассказы о гармон­ных мастерах. В д. Загрязье ранее делали как таль­янки, так и немецкие гармони. Сохранились воспо­минания о гармонном мастере Иване Алексееве (Тимошихино 2968-14). Некоторые гармонисты, как, например, замечательный музыкант Евгений Сергеевич Муров (1920 г. р.) из п. Славковичи, са­ми ремонтируют гармони. О нескольких гармон­ных мастерах рассказывали в д. Ясно (2203-15).
Народная инструментальная традиция Порхов-ского района богата гармонистами. Это Василий Иванович Киселев (1934 г. р.) из д. Авчух Славков-ской волости, Александр Ефимович Ефимов (1924 г. р.) из д. Лог Славковской волости. Многие музы­канты играют на нескольких музыкальных инстру­ментах, блестяще владеют традицией ансамблевой игры. В настоящее время ансамбли представлены инструментальными дуэтами гармони и балалайки. Интересны исполнительские коллективы из д. Ав­чух Славковской волости в составе: В. И. Киселёв (гармонь 25×25) и Алексей Антонович Иванов (1922 г. р., балалайка); из д. Девонисово: Алексей Алек­сандрович Васильев (1929 г. р., балалайка) и Леонид Иванович Алексеев (ок. 1935 г. р., гармонь 25×25).
Экспедициями записаны сведения о том, как учились играть на различных музыкальных инстру­ментах, перенимая традиционные наигрыши «по мотиву».16
Для Порховского района, так же как и для мно­гих других районов Псковской области, характерна развитая система НАИГРЫШЕЙ, принадлежащих празднично-обрядовой сфере народной культуры. Наигрыши «под песни» и «под пляску» исполнялись на деревенских гуляньях во время годовых, престоль­ных и заветных праздников, на ярмарках, молодеж­ных вечёрках, на свадьбах. «Плясали кругом. Это на гуляньи, старинный-старинный плясали. С выхадом притом плясали. Гарманйсты харашо играли» (Бёр-дово 2971-02). На ярмарках играли под драку, под «ломанье».17 «А в гармошки играю[т] под драку ка­кую-то [игру], такую вясёленькую. Ну и начинают. Адин аднаво как-нибудь плячём заденут. Ну и па-шлб!.. Вот и те ламаютца под драку» (Осташево 2982-11). Парни пели под драку «каротенькие песни де­ревенски, как частушки» (Осташево 2982-11).
Группа наигрышей «ПОД ПЛЯСКУ» представ­лена наигрышами общерусского распространения: «Русского», «Барыня», «Камаринского». Они со­провождали как одиночные (мужские и женские), так и парные, и многофигурные пляски — «Суп ва­рить», «Лянбво». Сопровождая кадриль и другие пляски, эти наигрыши приобретали новые сти­листические особенности и меняли свое название в соответствии с названием пляски (кадрили).
В Порховском районе распространен характер­ный для значительной территории Псковщины на­игрыш «Кружка» («Трепака», «Казачка») — под ста­ринную женскую круговую пляску «бочком». Кроме того, бытуют жанры среднеевропейской танцеваль­ной музыки (вальс, полька, краковяк и др.), прочно вошедшие в репертуар народных музыкантов.
Группа наигрышей «ПОД ПЕСНИ» наиболее многосоставна. На территории района она пред­ставлена различными типами музыкальных форм, имеющими в местной традиции следующие названия:
1.  «Милашка»1*    («Скобаря»,    «Горбатого», «Порховская», «Славковская» и др.) — этот тип на­игрыша распространен на всей территории Пор­ховского района. За пределами района он зафикси­рован в бассейне р. Великой — в западных и отчасти центральных районах области (в Псковском, Ост­ровском, Пыталовском,  Красногородском, Опо-чецком, Пушкино-Горском, Пустошкинском райо­нах). Территория Порховского района является се­верной и северо-восточной окраиной ареала быто­вания наигрыша.
2.  «Псковская под песни» («Скобаря», «Пор­ховская», «Милашка» и др.) — есть «точечные» запи­си наигрыша в Славковской и Верхнемостской во­лостях. Порховский район представляет собой севе­ро-восточную окраину распространения этой игры, известной на западе области (в Островском, Пыта­ловском, Красногородском, Опочецком районах).
3.  «Скобаря» — в Порховском районе наигрыш записан только на территории Митрофановской волости. За пределами района этот тип наигрыша бытует в центральных, юго-восточных и восточных районах области (Пушкино-Горском, Новоржев­ском, Бежаницком, Локнянском, Пустошкинском, Новосокольническом,   Невельском,   Великолук­ском, Куньинском, Усвятском районах и далее в со­предельных областях — по течению pp. Западной Двины и Ловати). Порховский район и в этом слу­чае выступает самой северной границей ареала бы­тования этого типа инструментального наигрыша.
4.  «Сумецкая»  («Скобаря»,   «Сиротинка») -игра повсеместно распространена на территории района. За пределами района этот наигрыш наибо­лее плотно бытует в центральных, а также в запад­ных районах области (Псковском, Островском, Палкинском,   Пыталовском,   Красногородском, Опочецком, Пушкино-Горском, Новоржевском, ча­стично в Бежаницком районах), встречается также севернее — в Струго-Красненском районе.
5.  «Новоржевская» («Половинка»,  «Пополам песню», «Скобаря») — наигрыш зафиксирован по­всеместно на территории Порховского района. Эта игра имеет общерусское распространение («Сара­това»), однако на территории Пушкино-Горского, Новоржевского, Порховского, а также ряда других
районов Псковщины обладает ярко выраженными чертами местного музыкального стиля.
Кроме того, в фольклорной традиции Порхов-ского района представлены наигрыши позднего ис-торико-стилевого слоя («Цыганочка», «Сербирьян-ка», «Страдания», «Семёновна» и др.).
Таким образом, своеобразие инструментальной традиции Порховского района связано с функцио­нированием в этой местности всех основных типов наигрышей «под песни», бытующих на территории Псковской области. На уровне музыкально-стиле­вых характеристик порховская инструментальная традиция в наибольшей степени обладает чертами, свойственными центрально-псковским районам, образуя тем самым одну из относительно самостоя­тельных зон в области инструментальной музыки Псковщины (Порхов — Пушкиногорье — Новоржев).
Наряду с этим, в инструментальной музыке Порховского района обнаруживаются некоторые типологические особенности, присущие псково-новгородской традиции бассейна р. Ловати (Дедо-вичи — Бежаницы — Локня — Холм — Поддорье — Ста­рая Русса). Например, под порховскую «Милашку» (наигрыш, имеющий псковский ареал распростра­нения) исполняются припевки, отличающиеся боль­шей распетостью и мелодическими особенностями, характерными для западно-новгородских районов.
Для инструментальной традиции Порховского района характерны яркие особенности исполнитель­ского стиля. Каждый из типов наигрышей представ­лен большим количеством неповторимо своеобраз­ных исполнительских вариантов. Особенно это ха­рактерно для наигрышей на балалайке, когда один и тот же наигрыш может быть сыгран при различной настройке интрумента, от разных ладов и обладать индивидуальностью исполнительского решения.
Формы ХОРЕОГРАФИИ, зафиксированные в Порховском районе, многообразны. Они связаны с различными жанрами и историко-стилевыми плас­тами народно-песенной традиции.
На посиделках, беседах, проходивших в осенне-зимний период, святочных гуляньях водили хоро­воды («каравбды»).19
«Просо» водили «в избы и на гулянке, и на ули­це спаёшь» (Хозяиново 2986-02). Тип хореографи­ческого движения — «партия на партию». Участни­ками хоровода могли быть девушки, женщины и парни. «Там па пять, па шесть жёншин, девушек. Тут и мальцы станавйлися» (Хозяиново 2986-02). Отмечается как сугубо девичий состав хоровода («так девки стаят и так дёвак артель стайт» — Кон-дратово 2988-27), так и деление по «партиям» («пар­тия мальцев ходит, партия дёвак» — Бёрдово 2971-16). Во время движения участники каждого из ря­дов держались «пад ручку»; подходя к противопо­ложному ряду, топали (Хозяиново 2986-02).
Хоровод «Со жгутом я хожу» сопровождал иг­ровое действие: «…эта вот кладёшь парню, то на то плячо, то на другоя (то на левая, то на правая) -платок» (Малое Заборовье 2984-23).

Важнейшую часть гулянья занимали девичьи пляски. В их основе лежит движение по кругу одной или двух девушек (реже круговая хореография свя­зана с парной пляской парня и девушки). Называ­лись они «кружками»:20 «во кружок», «кружка», «кружком» плясали — по двое или по одной, «по две забравши и топаем» (Кириллово 2981-33). Плясали под гармонь, балалайку, многострунные гусли, ин­струментальный ансамбль и «под язык» — имитируя голосом звучание музыкального инструмента. На больших гуляньях под пляску играли одновремен­но две или три гармони (Пуково 2983-34).
Плясали также «Русского»: парень и девушка «перепевались частушками» — по очереди пели пля­совые припевки во время пляски; «Камаринского», «Казачка». Широко представлен танцевальный ре­пертуар позднего происхождения: «Сербирьянка», «Сумецкого», «Краковяк», «Ту-степ», «Вальс».
Большинство плясок были парными, в них уча­ствовали парни и девушки, которые «женихались». Если парень почему-либо не приглашал девушку на «Дуняшу» или «Частёху», это означало, что он ей изменяет. И парня, и девушку могли осмеять, i ово-рили: «Ей (или ему) рыжики!» — шикали, хлопали в ладоши, свистели (Заболотье 2183-12; Поддубье 2195-28). Девушке, не вышедшей замуж за парня, с которым она гуляла, на посиделках «мыли голову» — обливали водой: «Голаву нада мыть — женился тот-то, тебя не взял» (Заболотье 2183-12). То же са­мое могли проделать и с парнем.
Чрезвычайно популярны в фольклорной тради­ции Порховского района многофигурные пляски и пляски с элементами игрового действия (завивание, развивание, поцелуи и т. д.).
Пляска «Дуняша» названа по первой песне свое­образного хороводно-плясового цикла «Уродилася Дуняша не велика, не мала», который исполнялся с инструментальным сопровождением. «Под гар­монь пают. А тут гармонь сразу выгавариват, тут падпявае[т] запявала, а тут падпявают» (Быстро 2193-18). В этот цикл входили песни: «Я по садику гуляла, по зелёненькому», «Сама садик я садила».
Сначала происходил набор участников по па­рам. Либо парень выбирал девушку, либо девушка парня.21 «Парень идёт, в балалайку играет. Тут дев­ка кака-нибудь яму песенки паёт. Кагда набярётца полный круг (парень — девка, парень — девка; пар восимь бываит), тада девка начинает петь» (Трави-но 2192-14).
Виды хореографического движения представле­ны следующими фигурами пляски:22
— ходят парами по кругу;
—  парень и девушка из соседних или противо­положных пар меняются местами, потом возвраща­ются на свои места. «Вот так круг бальшой. Я пай-ду вот туда, а ён — аттудава. Против адйн аннова. Патом ён сюда встане[т], а аттуль я к ему апять встану» (Лашково 2191-04). «Прежде парень идё[т]. Он и играе[т] "Дуняшу". Прайдёт. Другая девка на­встречу выйдет к яму. Он через эту девку становит-ца к этай. И пают апять: "Урадйлася Дуняша". Па­ка вся эта песня кончитца, все вот так парами пра-йдут» (Травино 2192-14);
—  музыкант по очереди вызывает девушек (пар­ня с девушкой) плясать в центр круга. «Када эту песню спают, потом пляшут иё. Значит, гарманйст идёт вперёд. Парень идёт, а девушка сзади прита-пыват, приплясыват» (Быстро 2193-18). «Парень всё с дёвкай насярёдку избы вот так выйдут, абяр-ну^гца. Парень пайдё[т] — в балалайку "под пляску" заиграет. Он вот так пайдёт, встанет, а девушка пляшет» (Травино 2192-14). Если девушка пляшет плохо или вовсе не пляшет, играли «по копейке», «копеечку»: гармонист начинал сбивать плясовой ритм — затягивал отдельные тоны или аккорды, вы­игрывал плясовой ритм на одном звуке. «…А "па
капёйки". Если ана не сплясала, значит, ей сыграют "Капёечку" такую: "Ты-ты-ты-ты, ты-ты-ты-ты". На онном [звуке], на басе» (Быстро 2193-18). «А ес­ли не спляшет, "в капёйку" сыграют, плахую игру. Кажная девушка всё спляшет. Не спляшет — палучит "капёйку"» (Травино 2192-14);
— пары стоят по кругу, а один парень выплясы­вает в середине, «как гусак».
Порядок фигур пляски мог быть различным. После того как отпляшет последняя пара, все участ­ники рассаживались по лавкам, парни садились на колени к девушкам (Качурицы 2210-14).
Любимые в народе многофигурные пляски: «Чёртик», «Суп варить».23
«Петушок», «Петушка завивали»: один человек плясал в кругу, остальные ходили по кругу, потом «заплетались» — клали руки на плечо и «расплета­лись»; плясали под наигрыш «Русского».
«Частёха»: две пары ходили «под песни», под «Скобаря». Парень приглашал девушку (или на­оборот) и держал ее за руки, они ходили парой «по полу», «за рукам», из стороны в сторону. Гармо­нист играл, а девушки пели припевки под гармонь. «В Ванька» — несколько пар ходили по кругу.24
81
-198
Раздел 6 СВАДЕБНЫЙ ОБРЯД
В экспедиционных материалах содержится не­сколько развернутых рассказов о традиционном свадебном обряде Порховского района. Основной корпус сведений о свадьбах по старинному обычаю был получен от очень пожилых и памятливых лю­дей. Тем большую ценность представляют эти рассказы для характеристики порховского свадеб­ного обряда в контексте других фольклорных тра­диций Псковщины.
В Порховском районе бытуют два типа свадеб­ного обряда: свадьба с детально разработанным обрядовым комплексом довенечного периода, све­дения о которой в достаточно полном виде зафик­сированы в Ясенской и Дубровенской волостях, и свадьба «убегом», свидетельств о которой особенно много в Славковской и Верхнемостской волостях.
По словам носителей традиции, замуж «убе­гом» могли уходить из-за несогласия родителей ли­бо в связи с бедностью семей: «Ну, "бягом", так и звали — "бягом". Приеде[т] жанйх-та, дагаварйтца с кем-нибудь там. У яво може[т] и лошади нет сваей, не толька што… Ну, с кем-та дагаварйтца, што, зна­чит: "Съездим за жёнкай мне". И приедут. А ты уж падгатовивши, справивши, што у тебя есть. Гава-ря[т], "бягом" вышла ана замуж» (Девонисово 2966-08). В случае замужества «убегом» свадьбу все рав­но устраивали, но такая свадьба отличалась боль­шей скромностью.
Зачастую выбор невесты осуществлялся родите­лями жениха по совету стариков — «по похвалы», «смотрели» на «поведение родителей» (Лог 2982-14; Луг 2980-05). «Высматривали» девушек на ярмар­ках. «Раныии-та гуляли: гулянья были, ярманки бы­ли. <…> Да-а, и старый хадйли, ваглядавали мала-дёжь. И силком атдавали. Вот ня хошь, а выйдешь. Сасватают — и выйдешь» (Бёрдово 2970-14).
Основным временем, когда можно было играть свадьбы, считался зимний мясоед, период от Креще­ния до Масленицы: «…больше зимой эти свадьбы де­лают, вот в эту мясадь» (Демиденки 2965-12). «Свят­ки — две недели. От как раз от ётава дня. Вот тагда гулянньё, вот и свадьбы, и сходютца. И до Маслинай — праходит мясодь-та, в пасту ня будут жанйтца, уже атайдё[т], бывала. В пасту не было свадеб и замуж не вухадйли, толька на мясади. Вот [еще] будет лётам-та мясадь-то. Паска-та прайдё[т] — вот апять жёнютца. И летам жёнютца. Вот ашшё буде[т] пост, тэй — летам, и ни жанйлисе. Толька на мясади» (Бёрдово 2971-01).
СВАТОВСТВО
Сватами приходили ближайшие родственники жениха: отец, мать, дядя, крестные. Рассказывали, что раньше свататься ездили только мужчины. Присутствие жениха на сватовстве не было обяза­тельным. «Нет, жених не сваталсе. Жених не едет, батька ездил. Каво он там сябё взял в таварищи, какова мужшйну?.. А патом уже паёдет, кагда пала-дют, дагаварятца — тагда уже ён едет с женихом» (Крюково 2970-10).
Сваты приезжали под вечер и просились «на по­стой». Заходя в дом, стучали и приговаривали: «Ваш товар, наш купец!» (Луг 2980-05). В первую очередь спрашивали согласия родителей невесты. По некоторым данным, в этот момент сваты «бра­ли совет», т. е. выясняли у родителей невесты, отда­дут ли они дочь замуж: «Кагда приежали за невёс-тай — с атцом разгаваривали, с матерью разгавари-вали, са всим — "брали савёт". Присавётуют — идти или ня идти, пустют или ня пустют замуж. Вот эта называетца "савётавались" — брать ану или ня брать» (Крюково 2970-10).
Сватовство могло проходить по предваритель­ной договоренности обеих сторон, по желанию де­вушки и ее ухажера. «Вот знаком, примерна, парень с дёвушкый. Знакомы даже бывают до васьмй лет. Ну, саглашаютца на женитьбу. Невеста вроде там скажет: "Я без радйтелей, без майх радйтелей, не пайду. Пускай придут радйтели". Вот, значит, па­рень просит [своих] радйтелей, и идут к невестиным радйтелям. Там-от сгавариваютца насчёт свадьбы. Как гаварйтца-от, хатят жизнь саединйть и адйн аднова любят» (Демиденки 2965-12).
Если стороны договорились о свадьбе, собира­ли небольшое ЗАСТОЛЬЕ. «Вот, сватают. Инагда капризничают, даже те радйтели — невесты радйте­ли. Ну, угаварятца, значит, саглашаютца на свадь­бу. Ставят самовар, делают угащёнье, какое есть. Примерна, редьку вот с квасам паставят, и то, зна­чит, эта считаитца угащёнье. Ну, па стопки, канёш-на, выпьют» (Демиденки 2965-12). Невеста давала жениху ЗАЛОГ, ЗАДАТОК.1

Александра Васильевна Дмитриева (1920 г. р.) из д. Демиденки рассказывала, что уже на сватовст­ве жениха и невесту БЛАГОСЛОВЛЯЛИ, а потом девушку увозили в дом жениха, где она жила до свадьбы. «Ну, значит угаварйлися — благаславляют
их [жениха и невесту]. Берётца икона и благаслав-ляют на всю жизнь. Тада парень с радйтелями и с дёвушкай идут дамой. И живут, гатовятца к свадь­бы» (Демиденки 2965-12).
Нередки свидетельства, что девушек выдавали замуж насильно, не спрашивая их согласия. «А вот приходя[т] атёц с матерью и вот сватаютца. Сасва-тают и идут. А невеста… Хошь и ня хошь, атдаду[т] и всё! За табой нет ничб. И жили. И тяжёлая была ёта жизнь, а всё равно жили. И вот хошь ня хошь, а живи, и падчиняйси, и уважай: и мужука, и сямью, и свякровку, и свёкара, и явоныи сестры — всих ува­жай и живи» (Бёрдово 2970-14).
Есть свидетельства, что невесту «ПРОПИВА­ЛИ» — крестная голосила по ней, приговаривала: «Пропили невесту!» (Лог 2982-16; Поддубье 2195-32).
ПЕРИОД ПОДГОТОВКИ К СВАДЬБЕ
На сватовстве решали хозяйственные вопросы, договаривались о дне свадьбы.
Подготовка к свадьбе занимала в среднем две не­дели. «А хто как справивши, хто как может. Если хто могет дёлыть раньше — раньше дёлыют, а кто не пад-гатовивши, так пака падгатовютца» (Крюково 2970-10). Необходимо было заготовить продукты, чтобы «справить стол». «И живут, гатбвятца к свадьбы. Там закупать [надо] угащёнье, разные яства там» (Деми­денки 2965-12). Готовясь к свадебному застолью, «калоли, зарезали парасёнка, лйба там авцу ль, телён­ка ль убивали, делали халадёц, тушёнку — картошку с мясом тушили, пригатавляли» (Крюково 2970-10).
В течение периода от просватания до свадьбы к невесте приходили девушки и помогали ей в подго­товке ПРИДАНОГО: ткали, шили, вышивали по­лотенца, салфетки, покрывала на постель и др. Не­веста готовила «проки» — дары для жениховой род­ни. За работой девушки пели невесте свадебные песни, невеста причитала.
В один из дней после сватовства невестины ро­дители СМОТРЕЛИ ДОМ ЖЕНИХА — «хлеб смот­рели» (Быстро 2193-27), «дымничали», «дымники ездили».2 Богатым считался тот жених, у которого было три лошади и несколько коров.
КАНУН СВАДЕБНОГО ДНЯ. ОБРЯДОВАЯ БАНЯ
Вечером, накануне свадьбы или утром венчаль­ного дня невеста ходила мыться в баню. Сведения об этом зафиксированы в Дубровенской и Ясен-ской волостях Порховского района.
В Дубровенской волости баенный обряд пред­стает как детально разработанный ритуальный комплекс, с которым связано исполнение сольных и
хоровых причитаний — «приплакывают в канун свадьбы», «маладая галосила, плакала». «Моютца с ей [невестой] свай — намывают», а «маладёжь ско-питца, девки» и «пели окала бани, пака невеста мо-етца», подруги пели невесте «Волю» (Готовино 2206-12). В некоторых деревнях Дубровенской во­лости вместе с невестой в баню ходила «повуялыци-ца» (Поддубье 2195-31).
Непосредственной участницей обрядового дей­ствия была мать невесты. По одним рассказам, мать водила невесту в баню и голосила по ней. «Мать голосит по дочкам. По дочке причитывала. Вымо-ютца, с бани и идут. Мать ведёт, адна причитает:
Ах ты, дарагая ты мая дрчинька,
Последний раз я тебя праважаю со парной баенки.
Смылась твая девичья краса,
Пойдёшь ты не к роднай мамушки,
Не к роднаму батюшки.
<…> С бани идут, и приголашивает, приплакы-вает мать» (Степерино 2207-27, 28).
Судя по другим свидетельствам, мать не ходила в баню вместе с дочерью, а оставалась дома, при­читала, сидя у окна. «Невеста идёт в баню, там гу­ляет, а мать, коли летом идё[т], оплакыват ёну в акошка» (Поддубье 2196-30). Когда девушка под­ходила к дому, она тоже начинала причитать. «[Не­веста] подходит под акошка и начинаит плакать. Там минутачка малинька — поплачит, пройдёт. Мать причитала, голосила:
Ты гуляй-каси, ты моё мйлыя дитёначка, Как пыд своим-та ты
окошичкым-та красным, Поостатнии часы-та ты минутычки —
красный дёвушкай…»
Невеста в ответ причитала:
«Как пыглядй-ка ты, моя
родненькыя мамушка, Как ны меня-та, горькаю сиротычку, Паслёднии часы-мин^тычки —
красный-та дёвушкай»
(Поддубье 2196-34, 35).
По словам причетниц, напевы сольных причи­таний невесты и матери не отличались: «…невеста причитывала тоже так, матйв такой всё» (Поддубье 2196-35).
ЗАЗЫВАНИЕ ГОСТЕЙ НА СВАДЬБУ
Если невесту водили в баню накануне венчаль­ного дня, то после этого невеста с подругами ходи­ла по деревне и приглашала родных и гостей на свадьбу. Описания этого обряда были осуществле­ны только в Ясенской волости Порховского райо­на: «В байне вымоютца, патом пайдут па роды сва­ей — на свадьбу приглашали». Невеста шла впереди — «хадйла проста так адёвши, как вси, платом на-
крыта», за ней — подруги. Во время шествия по де­ревне девушки причитали («водили голосом»), подхватывая причет за старушкой, которая «боль­ше знала». Зафиксировать тексты хоровых причи­таний, связанных с этим моментом обряда, уже не удалось (Качурицы 2204-12, 36, 38; Ясно 2175-05).
Если родные невесты жили в другой деревне, то зазывать их на свадьбу ездили на лошадях (Деми-денки 2965-12).
На территории Порховского района был рас­пространен обряд зазывания на свадьбу умерших родителей невестой-сиротой. Рассказы об этом запи­саны, например, в Ясенской волости.
Невеста кликала родителей — причитала — «на крестах» (на перекрестке), на краю деревни, на до­роге, клала поклоны:
«Приди, прилятй ко мне, мой родный батюшка, Благаславй меня, горькую сиротушку, Атправь меня в чужу-дальную старонушку,
в чужую семеюшку. Папрасй ты тым радйтилям, Штоб ни абижали миня, горькую бясчастную,
горькую гарятинушку. И папрасй ты маёй удалай галбвушке, Штоб абращался кул меня,
как горькай сиротушке»
(Жидовичи 2184-21).
В отдельных деревнях невеста и подруги ЕЗ­ДИЛИ НА КЛАДБИЩЕ. Подружки «приплаки-вали», жалели невесту, а она голосила. «На клад-бишше ёздиют. В каво, може, умерши мать или атёц. На кладбишши разряшёния в ей просют, то­же голасам плачут. Приезжают на кладбишше -гаварят [причитывают]:
Ты расшанйсь-ка, свет сыра зямёлюшка, И аткройся, грабава даска. Ты встань, мая родненькыя мамушка, Благаславй меня, горькую сиротушку,
в чужйи чужанйтили. Как мне придё[т] вялйкая горюшка, К каму ж я приду с горем вялйкиим? Как мне загаварйт мая миленькая мамушка? Ва сырой зямёлюшке ранешинька. Я аставши гбрькаю сиротушкай. И как мне, ня знаю,
правястй Зта времечка?»
(Качурицы 2211-06).
ВЕЗУТ ПРИДАНОЕ В ДОМ ЖЕНИХА
Накануне свадьбы «СУНДУК ПРИВОЗИЛИ»,
невеста развешивала приданое — «украшала дом же­ниха» к предстоящей свадьбе. «Вот приязжая — сун­дук привозя[т]. Ну, гаварйли:
Ну, пяньковая снимайти, А мы шалковая павёсим!»
(Бёрдово 2970-14).
Тем самым невеста «паказывала, што у ей есть, какая яна рукадёльная» (Девонисово 2965-12). Этот
обряд — одно из наиболее ярких воспоминаний о свадьбе, сохранившихся в памяти многих людей. «Примерна, завтра будет свадьба, уже паёдут вян-чатца. А сяводня анё уже всё приводют в парядак, убирают. Палатёнца навешан, всё вышитый. В из­бы навешан, на передний угал навешан всё. Всё убрана! Вакруг — изба вся. Аттуда и до этава угла -всё убрана» (Крюково 2970-10).
Приданое вывешивалось для всеобщего обозре­ния. Каждый деревенский житель мог зайти в дом жениха и оценить рукоделие невесты. «Бывала, зна­чит, вси невестины "проки", што яна зная, вывиша-ют. Абвёшают избу-та. "Проки" уже свай паказы-вает. Ну вот, примерна, на кравати пастелен пакры-вала какое тканае, или палатёнца разный ткали, салфетки. Натянута вярёвка кругом избы, и наве­шан всё эта» (Девонисово 2966-08).
Если по каким-либо причинам у невесты было недостаточно приданого (девушка из бедной семьи, сирота), то занимали у соседей. «А была так, што и в людях брали — вот нет в тябя, нет на свадьбу [при­даного]. А ведь народ — што сечас такой был, то и раньши. Скажут: "Ну, навешала. Люди сделали, а яна навешала". Так эта, если и сейчас што-нибудь всё так с падсмёшкай, и раньши так была» (Девони­сово 2966-08).
По некоторым рассказам, приданое перевозили во время отъезда молодых под венец. «Уже к венцу уехали. А ёта привозют [приданое]. Как уедут, так сряду приязжаю[т], сундук забираю[т], дабро, што в тебе справлена. Привозют, вот и вешают» (Бёрдово 2970-14).
После свадьбы приданое убиралось в сундуки и использовалось только по праздникам: «И патбм Паска буде[т] — празник. Апять павёшает, а патбм снимают» (Бёрдово 2970-14).
УТРО ВЕНЧАЛЬНОГО ДНЯ. ЧЕСАНИЕ КОСЫ
Утром в день свадьбы к невесте приходили по­други и собирали ее под венец, расплетали косу и чесали волосы. Невесту сажали посреди изб,ы на квашню (или кадку, стул, табурет), накрытую шу­бой, вывернутой кверху шерстью. «Када пад венец справляли, часали воласы, косы заплятали падруги, с каторым ана дружила» (Крюково 2970-10). Невес­та причитала: «Всё падайдйти-ка, убярйти буйную маю галовушку» (Жидовичи 2184-19).
Во время чесания головы подруги голосили «хором». Они по очереди подзывали родственни­ков невесты — «вызывали, каво надо»: 

«Ты падайдй-кася, учашй-кася буйную галовушку. И што паслёдний разок учёшитца краснай дёвушкай»
(Качурицы 2210-22).
Сначала невесте чесали голову ближайшие род­ственники (мать, отец, сестры, братья, невестки), потом подруги. Проведя гребешком несколько раз по волосам, клали на стоящее на коленях невесты блюдо (тарелку) деньги («гроши», копейки) и отхо­дили. Мать подходила с голошением:
<<Учашу я, учашу буйную галовушку, Падхажу^ я к сваей дочуше, Учашу я буйную [головушку] маёй доченьке. На чужу старонушку,
в другую хатушку»
(Щерепицы 2192-22).
После чесания головы и заплетения косы по­други одевали невесту к венцу. В Дубровенской во­лости в этот момент пели «Волю»:
«Куда волюшка спыдявалася? В шелкавой травы запуталася, Ва тарной грязи замаралася, На быстрой рякё умывалася. Родный батюшка наказывал: — Насй платьица да не снашивай, Терпи горюшка да не сказывай. Не снасйвша, платьица снасйлася, Не сказавша, горюшко сказалася»
(Путилово 2180-14).
В ответ невеста кланялась подругам, благода­рила их, причитывая:
«Спасйба вам, што спели мне
«Волюшку вольную», Прастйте меня, май милые падру^кеньки»
(Заречье 2183-04).
ПОСЛЕДНЕЕ КРАСОВАНИЕ НЕВЕСТЫ. СДАЧА «КРАСОТЫ»
Непосредственно перед приездом жениха невес­та «красовалась» — ходила по избе с причетом:
«Разайдйтисе, расступйтисе, люди добрый, Дайте мне пакрасаватца, краснай девушке, У роннава батюшки сваей красой девичьей. Скора не буду красаватца красой девичьей»
(Ясно 2176-12, 13).
Затем невеста кланялась подругам в ноги и бла­годарила их: «Спасйба, што меня оклйкывали на вясёлая гуляньица» (Ясно 2176-13).
В одном из вариантов обряда «красовалась» старшая подруга невесты — ходила по избе «с голов­ным», «девичьей красой». Это был невестин плат и ленточки, уложенные на блюдо (тарелку), которое старшая «подружка» несла над головой. «Палбже-на на тарелку бант этат розавай, вывязанный с ва-лос нявёсты. Ана ходи[т], на галаву паставлена эта тарелка, ходит подружка и плаче[т]» (Ясно 2176-14).
«Разайдй-кася, расшанй-кася, люди добрый, И паглядйти, как красуитца краса девичья паслёдние часы-минуЧачки»
(Качурицы 2204-41).
ПРИЕЗД ЖЕНИХА В ДОМ НЕВЕСТЫ
Женихов поезд был богато украшен: лошадям «заплетали косы», на дугах вешали «звонки». В сва­дебный поезд обязательно брали гармониста.3
Прежде чем войти в дом невесты, жених должен был заплатить ВЫКУП. Одна из подруг невесты перегораживала вход в избу и приговаривала:
«В нашем саду стаяла ябланька, Ана цвела, да не успела расцвести -атрубйли сучья»
(Жидовичи 2184-20).
Иногда девушки прятали невесту, тогда крест­ные жениха приходили «искать молодую». Возни­кал диалог девушек и жениховых дружек:
«- Маладая у нас запрятана, Ещё каса не спрятана. — Я приду — косу спрячу И маладу^о найду!»
(Щерепицы 2192-23).
После этого дружка выкупал «красу», кричал: «Хватит ходить, давай я тебе уплачу!». Старшая по­дружка снимала «плат» — сдавала «красоту» (Ясно 2176-14). Затем жених откупал место за столом.
После того как молодых заведут за стол, дружка ПРИКЛИКАЛ К РЮМКЕ. Рюмочку дер­жала невеста, а наливал жених. Дружка стучал кну­товищем об пол и приговаривал, обращаясь к каж­дому из гостей:
«Налейте мамаше, чтоб жизнь была краше! Налейте отцу — он вас свёл к венцу! Налейте свахе — ходить в красной рубахе!»
(ЛашковоРФ1757, 1758).
БЛАГОСЛОВЕНИЕ И НАДЕЛЕНИЕ
Благословение невесты ее родителями во многих деревнях проходило до приезда жениха и завершало довенечные обряды, связанные с отчуждением невес­ты от своего рода. Голошение подруг в этой ситуа­ции связано с призыванием родных к благословению:
«А мы присядимти-ка, падр^жинки,
на дубову лавачку.
И мы папросимти Прасвятой-та Багародицы, Благаславйла б гарятйнушку
в чужйи чужанйтили. И как чужйи-та чужанйтили
и аньш разлушники.
Разлучили, развялй с роднай мамушкай. <…> Падайдй-касе и благаславй-касе
роднаю доченьку. [Подойди] и благаславй-касе,
родный батюшка. Падайдй-касе и блаГаславй-ка,
родныя матушка»
(Качурицы 2204-13, 15).
В другом варианте обряда невесту благословля­ли вместе с женихом перед отъездом к венцу. Жени-
ха с невестой заводили за стол, родители станови­лись напротив и БЛАГОСЛОВЛЯЛИ их через стол: «…заводют за стол. Берётца икона. <…> Та­релка с хлебам, с солей. А анё накланяютца вот так, к сталу» (Демиденки 2965-12).
Родители, крестные, а затем вся родня невесты водили над головами новобрачных решетом, в ко­тором находились хлеб-соль, две иконы (для жени­ха и невесты), свечи. В момент благословения воз­никал обрядовый диалог невесты и родителей, ко­торый повторялся трижды:
«- Батюшка с матушкой, чем вы нас наделяете? — Хлебам с солей и Божьей мйластью!»
(Демиденки 2965-12).4
Икона, которой благословляли молодых, назы­валась НАДЕЛЕНИЕМ: «У меня у самой наделёнь-ице счас висит — иконка» (Крюково 2970-10). «Же­ниха "Спасителем» благославляют, а невесту "Бо­жьей Матерью". Эта в каво какая иконка есть. Хлеб, круглый хлеб, чашечка соли» (Демиденки 2965-12).
После этого невесту наделяли деньгами. «Кла­дут тябё вот хрёстный, хрёстная и атёц с матерью денег. Сначала паложут тябё, маладбй, на руки, а ты уже паложишь на стол» (Поддубье 2196-14).
Жених и невеста целовались с родителями неве­сты: «А кагда наделит мать, тагда яны цалуют. Ца­луют дочку и цалуют зятя. Матка цалует и атёц ца-лует» (Крюково 2970-10).
ОТЪЕЗД ПОД ВЕНЕЦ
Перед отъездом под венец родные прощались с невестой — голосили. Мать причитала:
«Куда ты справилась-та, мая рбдная доченька? И ты не к рбднай сваей матушке,
не к рбднаму батюшке»
(Заболотье 2183-04).
По невесте-сироте голосила тетушка, а присут­ствующие плакали — «вси были обоплакавши»:
«Нет у тебя рбднай мамушки, И нету роднава папушки. И некому тебя сопроводить, Нет свовб тёплыва гнёздушка. Некому тебя благаславйть во путь-дороженьку»
(Путилово 2180-10).
«Мать причитывает свае. А нет в каво матери, там, гледйшь, тётка какая или сасёдка такая ба-явая:
Дарагая ты мая дочинька,
Пакйнула ты свае гнёздышка.
А где ты привьёшься к этыму гнёздышку?»
(Девонисово 2966-08).
В д. Поддубье получена информация, что, от­правляя невесту под венец, пели «Скобаря» под гармонь (2195-14).
ВЕНЧАНИЕ. ДОРОГА В ДОМ ЖЕНИХА
Евгения Матвеевна Петрова (1909 г. р.) из д. Крюково так рассказывала о церковном обряде венчания, вспоминая раннюю молодость: «Над га-лавой водют — в цёрькви, кагда вянчают. Вот мы ха-дйли раньши в цёрькву, [когда] были девкам. Х6-дют там вакруг стала, батюшко их наделяет там по-своему, а анй всё стаят, голову павёсивши» (Крюко­во 2970-10). На венчании примечали — «чья свечка вперёд погаснет, тот быстрее умрёт» (Шмойлово 2988-24).
После венчания молодые КАТАЛИСЬ на конях по соседним деревням. «Па деревне катали на ко­нях. Невесту вперёд вязут — катают. Вот батька, ка-торый сватал, рукавадйл лошадью. Яны с мужем сидят, и абоз. Скока там раньши сдёлыют свадьбы? На лашадях же. [Катают] маладую, катору замуж атдали. Как едут с цёрьквы — катают» (Крюково 2970-10). В некоторых случаях управлял лошадью мальчик, на шее которого был повязан подарок невесты — белый платок (Лог 2982-14; Луг 2980-05).
По дороге в дом жениха свадебному поезду преграждали путь — «закладывали ворота»; при­поднимали сани с молодыми — сдымали "на ура!"; дружка откупался «орехами» — выпечкой из ржа­ной муки.5
По пути от венца дружка требовал выкуп у не­весты — тканый пояс. «Еду[т] [от венца]. Так у этый у маладбй пригатовлин поис тканый либо там лен­ту бальшую. А на телеге дружка и скаже[т]: "Завёрт­ка сарвалась!". Как жа! Завёртка сарвалась, надо яму привязывать. Вот ленту яму либо там поис, ли­бо што там даду[т] яму. И поехали опять» (Подбе-резно 2973-04).
Существовало поверье, что от венца надо ехать не той дорогой, которой поезд двигался в церковь. «Ни адной дарогай даже, бывала, едут. <…> Надо где-то от абязательно втарой дарогой, штобы ни па адной дароги там ехать» (Демиденки 2965-12).
ВСТРЕЧА МОЛОДЫХ В ДОМЕ ЖЕНИХА
Покатавшись по деревням, молодые ехали в дом жениха, где их встречали его родители. На по­роге дома молодых ОБСЕВАЛИ ЗЕРНОМ (житом, пшеницей, овсом), конфетами, чтобы они жили сча­стливо. «Приезжают, примерна. Май радйтели встречают, жйтым их сыпют до прихода в избу» (Демиденки 2965-12).6 Под ноги молодоженам сте­лили полотенце (Подсевы 2980-16).
Родители жениха выносили на полотенцах хлеб-соль — НАДЕЛЯЛИ молодых. «Када к жениху приедут, с-пад вянца, с цёрквы, там уже встрячают. Палатёнце, на палатёнце хлеб-соль припадносят маладому ево радйтели» (Крюково 2970-10).
Новобрачные клали земные поклоны родите­лям жениха, просили прощения. «Кагда ведут её в дом к жениху, анй оба кланяютца в землю — жених и невеста прасчёния у радйтелих [просят]: "Прас-тйте меня, што я в ваш дом зашла ". Был такой абы-чай» (Демиденки 2965-12).
Когда молодые супруги заходили в дом, им приговаривали:
«На наших молодых — забота да работа, На посторонних — сон да дрема!»
(Готовино 2206-16).
«К нам непряху вядут, К нам неткаху ведут» 

(Путилово 2180-09).
Войдя в дом жениха, молодые молились Богу (Лог 2982-14).
СВАДЕБНОЕ ЗАСТОЛЬЕ В ДОМЕ ЖЕНИХА
В доме, где проходило свадебное застолье, «на­стелют саломы обязательно» (Демиденки 2965-12).
Свадебный пир в доме жениха начинался с того, что дружка ЗАВОДИЛ МОЛОДЫХ ЗА СТОЛ. «Маладые сядут против акна. Здесь вот вёшаитца иконка такая небальшая над галавами, са свечками. <…> Гарят свечки» (Демиденки 2965-12). «Гатови-ли стол, и вот палатёнцы развесив. Натянут верёвку и навешают, занавески павёшают красива. <…> Маладых пасадют <…> к иконы, <…> а крёсная сбоку и крёсный рядам» (Бёрдово 2970-14). Моло­дые садились на подушки.7
Этот момент был связан с ВЫКУПОМ МЕСТА — «дрозда сгоняли». «[От венца], кагда привяду[т] невесту, приеду[т] — невесту дружка вядё[т] за руки. Привядё[т]. Падложим две падушки, где им садйт-ца. Вот на "противнице", на "противной" лавке -[это] скамейка против двери. <…> И вот этат друж­ка бярё[т] за руку^ и до падушек давядё[т]. А на паду-шках сиди[т] там кто-нибудь. Сиди[т] и говори[т]:
Выкупите дразда! Ня згбните дразда С мавб гнезда!
Тада што-нибудь даду[т], кто на подушках си-ди[т]» (Подберезно 2973-04).
Во время свадебного застолья ЖЕНИХ ВЫКУ­ПАЛ КОСУ. Брат невесты, мальчик, подбегал и грозился, что будет «резать косу», приговаривая:
«Косу отрублю! Одна бровь — сто рублёв, Другая бровь — двести рублёв, Русой касы и цены нету!»
(Качурицы 2204-16).
Поезжане «крали молодую», заставляли жениха ее искать, требовали выкупа (Заречье 2195-17; Оста-шево 2982-05).
Особую роль на свадебном застолье играл дружка, узнать которого можно было по особому наряду. «Абязательно невеста далжна павёсить ему через плечо палатёнец. Вот дружка ходит, через плечо палатёнец, и палачка вот так. Как управляю­щий такой — свадьбы» (Демиденки 2965-12).
Дружка призывал гостей к наделению молодых: ПРИКЛИКАЛ К СТАКАНУ, просил «рюмочку позолотить». «Винца понемножку. Стопочки вот такие маленькие, по две, может, разольют. Ну вот, угощаютца там. Дружко всех вызаве[т] — "рюмачку залатйть". Стаят маладыи, дружка вызывает:
Ляксандра Игнатьевна, Налезь на лыжи, Падвигайся паблйже! Рюмачку пазалатй -Не алтын, а чатыри!
Вот маладыи наливают в эту стбпачку водки. <…> И дружка падает, а ана [молодая] далжна сколька-та бросить денег» (Демиденки 2965-12).
Когда «золотили рюмку», кричали «Горько!», а молодые целовались (Демиденки 2965-12). «И к ста­кану прикликают. Дружка уже выходя, и их празд-равляю[т] и денег дают (й)им. Это к стакану призы­вают» (Бёрдово 2970-14).8
«СПРАВЛЯЛИ СТОЛ». В качестве угощения на свадьбе подавали простую еду. «А тагда и щи стави­ли, хлябали все» (Демиденки 2965-12). «Канёшна, раньши калбас не было, как сечас дёлыют. Варют кашу. Вот такие закуски. Ну, селёдка там. Селёдка эта всегда, пастаянно» (Демиденки 2965-12).
Традиционным угощением на свадьбе была ка­ша. Варили гречневую, пшенную, ячменную каши. Их готовили особым способом. Сначала мололи крупу, затем ее заваривали с добавлением льняно­го масла и выливали в форму. Когда каша застыва­ла, ее разрезали на кусочки и протирали через си­то. Подавали на стол, поливая постным маслом. «Наварют всякый каши: и бёлай — пшано, и грёчне-вай, и просавай. Па-всякаму — ешь да перди! И га-рохывый наварют — и "струкам", и "червячкам" [протрут через сито]. И угащаютца» (Демиденки 2965-12). Подавали также сладкую житную кашу, которую ели с молоком: «Житная каша — эта в сту­пах талклй. Жйта с малаком падавали. И с мала-ком, и с песком [сахарным] ели жйта» (Демиденки 2965-12).
Девушки и замужние женщины пели песни на свадебном застолье: деньги «выпевали», «опевали застолицу» (Верхние Горки 2205-12; Щерепицы 2192-18); плясали под гармонь — «пол ровняли», взмахивали платочками — «опахивали потолок» (Качурицы 2204-42; Козибор 2974-14).
В конце свадебного застолья, когда подавали кашу, молодая ОДАРИВАЛА родню жениха.9 «За сталом-та сидят. Патом кашу-та падают и кричат:
"Каша жарка!". Невеста дарит. И паказывают-от -што невеста падарйла: свекрбвки — на платье, свё-кору, может быть, рубашку, заловки, может быть, там што-та, и деверю. Невесте тож нада бь’ша вы-хадйть, пад "кашу жаркую" нада гатовитца» (Деми-денки 2965-12).
Когда невеста дарила дары, ей приговаривали:
«Наша княгиня маладая Тонка пряла, Звонка ткала, Бела белила, Вам дарила!»
(Качурицы 2204-16, 31).
После одаривания невесте надевали женский головной убор — «повой», «повбйничек».10
МОЛОДЫХ ВЕЛИ СПАТЬ в холодную поло­вину избы (Лог 2982-14). «На этам и кончитца. Вы­ведут маладых, куда им нада — в другую избу. Па-гуляют и расходютца к вечеру» (Демиденки 2965-12). Вслед молодым кричали:
«Ура, хороша молодая! Хорош молодой!»
(Степерино 2207-23). Расходившимся по домам гостям приговаривали:
«Пирог попярёк -Гостей за порог!»
(Готовино 2206-12).
ВТОРОЙ ДЕНЬ СВАДЬБЫ. «ОТВОДИНЫ»
На второй день свадьбы невеста должна была встать раньше свекрови и прибрать в избе (Щере-пицы 2192-27). «Будили молодых» — рядом с крова­тью супругов били посуду: чашку, стакан, тарелку. Молодую «испытывали» — «роги обивали» (разби-
вали горшок) или «пол сорили», заставляя молодую подметать; смотрели, насколько она проворна." Когда молодица первый раз шла в баню, ее неожи­данно обливали холодной водой.12 Молодую посы­лали за водой на колодец и не давали набрать воды, пока не откупится (Козибор 2974-14; Шелешни 2203-11).
Проверяли, «честная» ли невеста: пекли жениху «драчёху» (яичницу) и смотрели, как он начнет ее есть: если с края — невеста «честная», если с середи­ны — то нет (Лог 2982-16).
На второй день или через неделю после свадьбы молодые и ближайшие родственники жениха ехали на «ОТВОДИНЫ» к родителям невесты, где было застолье и гулянье.13 «На втарой день атправляют-ца как на атводины. Так эта уже больше радня. Са-бираитца толька нявёстина радня и мужикова» (Де-вонисово 2966-08). «На второй день едут к невесты. Не все какие позваныи у парня, а ёйные каторые гости, радйтели. Вот май паёдут. Там ещё гуляют столы — маладыи вместе с (й)им там, дружки уже нет. Без дружки угащаютца» (Демиденки 2965-12).
На второй или третий день свадьбы деревен­ские ребятишки просили невесту сшить им «ШЕ-ЛУГУ», кричали: «Петина нявёста, а Петина ня-вёста! Сшей нам шелуг//». Молодая шила круглый мячик из разноцветных тряпочек, обшивала его «кйстками». Ребятишки играли этой «шелугой» в течение недели — «гоняли» ногами.14
Традиционные чествования молодоженов про­ходили на Масленицу. Родители молодухи пригла­шали молодоженов в гости и на Пасху. «Радйтели нас пазавут. Пригласят в гости на Паску. И празд­новали. Хадили маладыи первый год. После — хошь иди, хошь не[т]. А в первый год звать приходют ма-ладь’гх в гости» (Бёрдово 2971-01).
СОДЕРЖАНИЕ ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ СВАДЕБНЫХ ПРИЧИТАНИЙ. ПЕРЕЧЕНЬ ЗАПИСЕЙ
В Порховской свадебной традиции представлены две разновидности причитаний: сольные (невесты, матери, крестной, тетки) и коллективные (подруг не­весты). Они сопровождают основные моменты дове-нечной части свадьбы и связаны с процессом отчуж­дения невесты от своего рода. В сюжетных мотивах свадебных причитаний воплощаются традиционные представления, выраженные через систему образов-символов, устойчивых словесных оборотов, поэти­ческих формул. Сюжетные мотивы, лежащие в осно­ве поэтической системы причитаний, имеют различ­ную направленность: императивные, побуждающие к действию; описательные, комментирующие проис­ходящие действия; вопросительные.
Содержание поэтического текста и перечень записей хорового причитания «Воля»
«Как сабярёмтись-ка, красны девушки»
Как соберёмся, красны девушки, в одно место, во единый круг, во зелёный луг. Против месяца, против ясного, против солнышка, против красного, против батюшкиного окошечка (под Манино око­шечко) и споёмте (покликаем, прокричим) зорю ве­чернюю, волю вольную.
Куда волюшка сподевалась? — В тёмном лесу за­блуждалась («заблыкалась», «запутлялась»), в шел­ковой траве запуталась, в чёрной грязи замаралась, на быстрой речке (в ключевой воде) умывалась, в бело платьице (на белом камне) снаряжалась, в путь-дороженьку собиралась, к Божьей церкви от­правлялась.
Благословлял меня (чтоб благословил её) род-ный батюшка (папенька), наказывал: — Носи пла­тьице — не снашивай, терпи горюшко — не сказывай. Не сносивши, платьице сносилось, не сказавши, го­рюшко сказалось.
Дубровенская вол.: Готовино 2206-14, 18, 2207-40; Заболотье 2182-10, 33; Заречье 2195-08-10; Подцубье 2196-25, 26; Путилово 2179-13, 16, 2180-14; Степерино 2207-01,02,31.
Славковская вол.: Дубровичи 2985-15, 16.
СОДЕРЖАНИЕ ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ
СВАДЕБНЫХ ОБРЯДОВЫХ ПЕСЕН И ПРИПЕВОК: ТЕМЫ, ОБРАЗЫ, СЮЖЕТНЫЕ МОТИВЫ. ПЕРЕЧЕНЬ ЗАПИСЕЙ
ПРЕДНАЗНАЧЕННОСТЬ,
ОЖИДАНИЕ-ПРИУГОТОВЛЕНИЕ;
ВЕСТЬ, НАМЕРЕНИЕ, ВЫБОР
1. «У нас Нюшенька изменщица была» (вари­анты напева 10)

У нас Нюшенька изменщица была, изменила красных девушек своих. Говорила, что я замуж не пойду, не пойду замуж, не думаю — ни за купчика, ни за голубчика. А вышла за такого молодца, за Александра Васильевича.
У нас Санюшка хорош, он на барина похож! Ясенская вол.: Щерепицы 2193-09 (пр.), 2194-02 (пр.).
2. «Расшаталась в саду яблоня» / «Расцветала в саду вишенья» / «Вы какую думу задумали» (вари­анты напевов 2, 9)
Расшаталась в саду яблоня, расшаталась кудря­вая (расцветало в саду вишенье). Порасплакалась Дунюшка, порасплакалась Ивановна, перед ба­тюшкой стоя, перед матушкой сидя:
—  Ах ты, папенька, родитель мой (ты родитель, родный батюшка), рано-рано замуж выдали меня. / Нельзя ли думушку отдумать, чтоб меня замуж не выдали.
—  Ах ты, доченька Дунюшка (дорогая наша «дйтища»), у нас по слову сказано, по белым рукам
84*
ударено, пиво наварено (пьяно пиво понаварено), зелено вино накуплено (накурено), у нас и Дунюш­ка продумана, прилюбилась к такому молодцу, как к Ивану Ивановичу. Вариант текста:
—   Вы какую думу задумали, за кого меня про­сватали? Нельзя ль эту думушку отдумать? Чтоб меня замуж не выдать. — Дары у нас заложены, до воскресенья отложено.
—   С венца (от фаты) голова болит, от постоя ножки гибнутся, от колечек пальцы ломятся, от по­целуя губки колются.
Славковская вол.: Гверстно 2983-36. Ясенская вол.: Быстро 2193-12 (уп.); Жидовичи 2184-03; Качурицы 2204-10, 39.
3.  «На горе стоит ёлочка» (вариант напева 7) На горе стоит ёлочка, под горой стоит сосё-
ночка. Под сосёночкой Ниночка сидит, под зелё­ною — Ивановна. Она шапочку «нйзила» по чёрно­му бархату.
Приходил добрый молодец Николай Иванович:
—   Здравствуй, здравствуй, моя ценная, красота неоцененная, что и Нина Ивановна. Дубровенская вол.: Ямкино 2181-08.
ДОЛЯ НЕВЕСТЫ / МОЛОДУХИ
разлука, слезы,, печаль, жалобы;
родители — чужая семья, «своя — чужая» сторона;
«лихой — согласный» муж
4.  «Отворились воротички» / «Выходили две со-ловьюшки» / «Скрасовалась наша Женюшка» (ва­рианты напевов 3, 5, 10)
Отворились воротички, вылетали (улетали, вы­ходили) две соловьюшки из ворот гулять на улицу, уносили красу девичью.
Красовалась (скрасовалась) наша Галенька у своей родной мамушки при своей доброй волюшке. Довела эта волюшка до большой неволюшки.
—   Погуляйте, красны девушки, пока волюшка у матушки, у батюшки. / Вы гуляйте, красны девуш­ки, пока волюшка у батюшки, пока нега у матушки.
Замуж выйдешь — какой муж попадёт (навяжет­ся): вор или пьяница (картёжник, дурак). Он в кабак идёт — как мак (цвет) цветёт, с кабака идёт — лома­ется (куражится), в грязи чёрной марается.
Домой придёт, куражится: — Разувай меня, мо­лодая жена! — Разувать мне не хочется, хоть не хо­чется — приходится. Руки белые мараются (позапач-каются), золотые кольца ломаются. / Посудите, лю­ди добрые, соседи приближенные: у него сапоги грязные, у меня руки белые замараются, кольца сломаются.
Посылают молодую за водой во темную ночку тёмную, во глухую полночь полную.
Утром встану я ранёшенько, за водой пойду ти-хошенько, вёдра ставлю помалёшеньку, размахну я «широкошенько», почерпну я «глубокбшенько».
Подхожу к двору (а домой иду) — послушаю («кол» ворот вёдра поставлю, про своё горе послу­шаю). Свёкор-батюшка журит-бранит, а свекро-вушка побить велит, две золовушки хорошие (ум­ницы) нашлись — два словечка позакинули (заложи­ли слова):
— Не у вас она выросла (не у вас она выращена и на белый свет выпущена), не у вас она «поёная», не у вас она «кормлёная». Она готова приведённая (привезённая), бить она «недозволенная», называть — Галиной Ивановной.
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-08, 23; Заболотье
2182-11; Поддубье 2196-17, 18; Ямкино 2181-07, 12а. Славковская вол.: Дубровичи 2985-17.
НЕВЕСТА / ЖЕНИХ — СИРОТА: ПРИЗЫВАНИЕ РОДИТЕЛЕЙ
«наделить — есть кому, благословить — некому»
5.  «Пораскинулись вереюшки» (варианты напе­вов 1, 5)
Пораскинулись (порассыпались, раскачались, раскачалась) вереюшки (вереюшка). Наша Манюш-ка невесела сидит, буйную голову повесила, полна горя сидит — не усмехнётся, на сторонку не оглянется.
Оглянулась на сторонушку — полон двор саней стоит, оглянулась на другую — полна горница гос­тей сидит, только нет гостя любимого — батюшки родного (папеньки родимого).
Попрошу я братца родного: — Дорогой ты бра­тец Сашенька, запрягай (не жалей) своего доброго коня (пару коней вороных), поезжай к Божьей церк­ви (к Божьей Матери), встань на первую ступенеч­ку, приударь в большой (единый) колокол, разбуди родного батюшку (папеньку) на мою горькую сва­дебку, благословить меня, сиротушку.
Снарядить было (меня, её) некому, благословить меня (её) некому, отпустить во путь-дороженьку.
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-16, 24; Заболотье 2183-01; Поддубье 2196-38.
РАССТАВАНИЕ НЕВЕСТЫ
расставание с девьей красотой, с подругами, с домом, сродной стороной
6.  «Затопилась курна баенка» (варианты напева 2) Затопилась «курна» баенка, задымилась (разва­лилась) в бане каменка.
Что не Катенька узор шила. Не дошила его -бросила. Прибежала к своему папеньке: — Ах ты, папенька, родитель мой (любитель мой), ты рас­крой (раскрывай) свой широкий двор, вижу — едет неприятель мой, неприятель — добрый молодец.
Он начёсы начёсывал, слугам верным наказы­вал: — Ах вы, слуги, слуги верные мои, запрягайте тройку коней вороных. Я поеду свою суженую ис­кать (катать), свою суженую-ряженую, Катерину Васильевну. Она ростом небольшой человек, она дому богатого, отца с матерью почётного [см. текс­ты 9, 19].
Ясенская вол.: Быстро 2193-12, 2194-01 (уп.); Жидовичи 2184-04; Качурицы 2204-41; Ясно 2177-08, 09.
7.  «На горе сосна сколыхалась» / «Три сосны сколыхалося» / «У ворот сосна сколыхалася» (вари­анты напевов 11-13)
На горе (у ворот) сосна (три сосны) сколыха­лась. Дочка к матери (мамушке) собиралась (дочка с матерью собирались, мать от дочери убиралась).
Тремя мылами (она «трём мылам») умывалась (намывалась): первым мыльцем (одно мыльце) — со белилами, вторым мыльцем — со румянами, третьим мыльцем — с горячими (с могучими) слезами, с большой бедностью.
Вариант продолжения текста: …Как у солныш­ка лучи ясные, как у месяца звёзды частые, как у Ва­нюшки кудри русые по плечам лежат по могучим.1
Варианты окончания:
а)  Кто кудёрышки разукрашивал? Разукрасила душа Манюшка Алексеевна.
б)  …Но никто к кудрям не «пришанется». «При-шанулась», подвернулась цветик Галенька Викто­ровна.
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-27; Заболотье 2182-13; Заречье 2195-13; Поддубье 2195-31 (фр. т.), 2196-08, 16; Путилове 2180-07; Ямкино 2182-05, 06 (фр. т.).
Ясенская вол.: Быстро 2193-10.
1  См. текст 15.
8.  «Из-за лесу, лесу тёмненького»
Из-за лесу, лесу тёмненького, из-за садика зелё­ненького вылетало стадо серое гусей, а второе — ле­бединое. Ясенская вол.: Жидовичи 2184-09 (фр. т.)
«КНЯЗЕВ ПОЕЗД»: СБОРЫ, НАСТАВЛЕНИЯ — НАКАЗЫ, «ДОРОГА — ПУТЬ»
поездка за невестой, «зять у ворот»
9.  «Не по сахару речка бежит» (варианты напе­вов 4, 5, 7)
Не по сахару речка бежит, по изюму разливает­ся (рассыпается). Берега там хрустальные, дерева там виноградные.
Против столика двухгранного, против зеркала хрустального там Толенька Петрович кудри чесал, русые завивал.
Он чесал и приговаривал, своим слугам нагова­ривал (спонаказывал): — Ах вы, слуги мои верные, кучера мои молодые, запрягайте пару коней воро-
ных, мы поедем мою суженую искать. Моя суженая-ряженая за столом она посаженная, всех получше разнаряженная, что и Ольга Викторовна [см. текс­ты 6, 19].
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-14 (т.), 25; Забо­лотье 2182-18; Поддубье 2196-11 (пр.); Ямкино 2181-13.
СВАДЕБНЫЙ ПИР: ХВАЛА, ВЕЛИЧАНИЕ -«ЧЕСТЬ», «БЛАГОДАРСТВО»
«князь — княгиня», свадебные «чины», гости — «застолье»
10.  «Листик, листик листовастый» (варианты напева 17)
Листик, листик листовастый, кто из ребят куд-ревастый? — У нас Ваня бел-кудрявый. Его мама спородила, жёлтыми кудрями наделила, душой Нюшей благословила, в путь-дорожку проводила.
— Вот моя дорогая, душа Нюша молодая. Дубровенская вол.: Ямкино 2182-05. Славковская вол.: Дубровичи 2985-20.
11.  «То не поле, не зелёный луг» (вариант напе­ва 5)
То не поле, не зелёный луг, соберёмтесь мы, де­вушки, во круг и поздравим с крепким браком мо­лодых, чтоб веселья было навеки, чтоб жена не ба­ловалась, перед мужем не ломалась — Зинаида Васи­льевна. Дубровенская вол.: Поддубье 2196-20.
ПРИПЕВАНИЕПАР
«жених — невеста», «супружеские пары» «холостые парни — девушки»
12.  «Шапочка соболиная на окошечке проле­жала» (варианты напевов 13, 14)
Шапочка соболиная на окошечке пролежала. Варианты развития сюжета:
а)  …Тут соколики пролетали, эту шапочку всё хватали. Тут и Витенька проезжает, он и Наденьку вызывает: — Выйди, выйди, Наденька Ивановна.
— Я бы рада выйти вон — ветер воет шибко, со голо­вки цветки рвёт [см. текст 16].
б) …Не весел ли соколик пролетает. -Поди, мой хороший, пригожий, долго тебя ждала, долго дожидала, перинушку стлала, в изголовье клала, семь раз целовала! [см. текст 25].

в)  …Невесел ли соколик пролетает. Здесь не Ва­нюшка ль проезжает. — Аннушка, скажи всю правду
— кто тебе всех милее, всех дороже? — Родный батюш­ка всех милее, а матушка всех дороже. — Неправда, Иванушка всех милее, Егорович всех дороже.
г)  …Соколики пролетали, узнать правду хотели (уму-разуму всё пытали): — Даренька, скажи правду, Ивановна, скажи верно. Кто тебе всех дороже, всех
милее? — Родна маменька всех милее, родный папень­ка всех дороже. — Даренька, всё неправда, Ивановна, всё неверно. Тебе Витенька всех дороже, всех милее.
Дубровенская вол.: Готовино 2206-22; Заболотье 2182-22;
Путилово 2179-09, 10; Степерино 2207-15. Ясенская вол.: Качурицы 2204-11, 33; 2211-02 (пр.).
13.  «Наша Галенька садом шла» (варианты на­певов 4, 5)
Наша Галенька садом шла, у нас Ивановна зе­лёным шла.
На ней платьице алеется (белеется), бело (алое) личинько белеется (алеется), на головушке батисто­вый платок (серебряный венок), в правой рученьке серебряный венок (шелковенький платок).
Она идёт-идёт, не встряхнется (смахнется), и ве­ночек не спомахнется.
Вот навстречу ей Витенька Николаевич:
— Здравствуй, здравствуй, моя ценная (вот идёт моя ценная), красотой неоцененная — Галина Ива­новна. Дубровенская вол.: Заболотье 2182-15; Степерино 2206-27.
14.  «Клонится и вьётся во лугу трава шелковая»
(варианты напева 16)
Клонится (стелется) и вьётся во лугу трава шел­ковая.
Хвалился-выхвалялся Ванюшка Васильевич мо­лодой женой: — Молода жена моя Рита (душечка моя Лена), она (моя) умница дорогая. Мы пойдём с тобой в сад погуляем, в саду вишенья поломаем, зе­лёный виноград общипаем.
Дубровенская вол.: Поддубье 2196-27. Славковская вол.: Дубровичи 2985-19, 22 (т.).
15.  «Как по ельничку, по березничку» / « Как у Ванюшки тулуп до полу» (варианты напева 14)
Как по ельничку (что по «ёрничкам»), по берез­ничку тут ходил-гулял добрый молодец — цветик Витенька.
Как у Витеньки тулуп до полу, кушак шёлко­вый, шляпа чёрная, кудри жёлтые (русые) по пле­чам лежат, по могучим (по макушечкам). Никто к кудрям (к нему) не «пришанется». «Пришанулась»-привернулась, приглянулась — цветик (душа) Га­ленька Николаевна [см. текст 7]. Дубровенская вол.: Готовино 2206-20; Заболотье 2182-20; Путилово 2179-17, 18.
16.  «Витя коней запрягал, за невестой подъез­жал»
Витя коней запрягал, за невестой подъезжал, во калитушку стучал, он невесту вызывал: — Выйди, выйди, Наденька, цветик Павловна. — Я и рада вый­ти вон — ветер воет, шибко вьёт, со головки цветки рвёт [см. текст 12].
Тут Ванюша осерчал, назад коней ворочал. Тут Надя выходила, в ответ Ване говорила: — Ты вер­нись, Ванюшка, вернись, Андреевич. — А я рад бы воротиться — добрый конь мой не стоит, во путь-до­роженьку спешит, родна маменька бранит. Не бра­нись, маменька родненька, жениться хочется.
Приведу себе жену «придворянку-фрейлину»
— Надежду Павловну.
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-06 (т.), 29; Забо­лотье 2182; Заречье 2195-12.
17.  «Наши девки шелуши»
Наши девки «шелуши», через речку перешли. Один Ваня не перешёл, он и Маню не перенёс. Славковская вол.: Шанево 2984-45 (пр.).
18.  «Шла Валечка по поженке» (напев 5) Шла Валечка по поженке, уколола себе но­женьку.
Она вышла на дороженьку. На дорожке два го­лубя сидят. Один голубь ничего не говорит, а го­лубка приговаривает: — Завтра праздник — Иванов день, Ванюшка гулять пойдёт, с собой Манюшку гулять возьмёт, поцелует, обоймёт. Дубровенская вол.: Степерино 2207-25.
19.  «Косил Витенька шелковую траву» / «Ах ты, Ванюшка, косил, косил, косил» (варианты напе­вов 2, 4, 5)
Косил Витенька шелковую траву (Ах ты, Ва­нюшка, косил, косил, косил). Покосивши, бросил в сторону косу (на прокос косу бросил).
— Пропади, моя «укладиста» коса, расплетись у Наденьки коса (расплетитесь у Мани волоса).
Варианты продолжения текста:
а)  …Тут и Витенька кудри чесал — против зерка­ла хрустального, против столика угластого. Он че­сал и приговаривал, своим слугам понаказывал:
— Ох вы, слуги мои верные, кучера мои молодые, мы поедемте суженую искать. Моя суженая-ряже­ная всех получше снаряжена [см. тексты 6, 9].
б) …Что ни конь ходи[т] по бережку, ни воро-ненький по крутенькому. / Как по бережку конь во­роной [далее — см. текст 27].
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-28; Путилово
2179-12. Ясенская вол.: Жидовичи 2184-07.
20.  «Витя в зеркало гляделся» (вариант напе­ва 15)
Витя в зеркало гляделся, сам себе дивился, что хорош родился, в Наденьку влюбился.
Наденька ключи в руки брала, шкафы открыва­ла, ром доставала, Витю угощала.
— Наденька милая, не пью никакого вина зеленого. Дубровенская вол.: Путилово 2179-11.
21.  «Возле дому сад возрос»
Возле («окол») дому сад возрос, во саду дорож­ка. Было можно поглядеть — глядела немножко. (Интересно посмотреть вечером в окошко).
Со графином за водой (за графином, за вином) Надя выходила (пробежала), и с улыбкою такой с Витей говорила (постояла).
А ей Витя отвечал: — Будь моя невеста! Сплю и вижу вас во сне в беленьком платье. На руке у вас кольцо непростое, и на другой есть у вас. Поцелую двести раз!
Вариант окончания: …Ваша русая коса вся цве­тами убрана. На руке у вас кольцо: не простое, а ал­маз, поцелую сорок раз!
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-10 (т.), 32; Забо-лотье 2182-17; Путилове 2179-14; Степерино 2206-30; Ямкино 2182-02.
Славковская вол.: Подберезно 2972-31, 2973-02.
Ясенская вол.: Быстро 2193-13 (т.).
22.  «Бутылочка кристальна» (напев 10) Бутылочка «христальна», она мёдом налита.
— Кто её наливал? — Цветок Ванюшка, подносил цветку Манюшке.
Маня белая, румяная, по тарелочке катается, словно сахар рассыпается.
— Хоть я Манюшку люблю, серьги новые куп­лю, посерёдочке — «луны», шестьдесят рублей даны. Дубровенская вол.: Подцубье 2195-32.
23.  «А голуб мой, голубок»
А голуб мой, голубок, сизенький «горкунок» («вертунок»).
Он сидел и «горковал», на окошке (всё в окош­ко) послушал, что в тереме говорят.
Витя Наде говорил: — Наденька, мой дружок, роди сына во меня, а доченьку во себя, учи дочку шёлку шить, а я сына — грамоте. Сын будет поно­марь, дочь будет попадья.
Дубровенская вол. Заболотье 2182-21; Путилове 2179-04, 05; Ямкино 2181-14.
24.  «Что же ты, лучинушка, не ясно горишь?»
(варианты напева 6)
— Что же ты, лучинушка, не ясно горишь? Что ты, Манюшка, невесело сидишь, ничего не гово­ришь? Или мужа дома не было?
Уехал муж со вечера со двора, стукнул-«грь’ш-нул» в ворота, приедет муж ко белу свету домой.
Бежит-бежит Марьюшка: — Всю ночь не спала, ковёр вышила для коня, узду вывязала, «жерёлок» вышила.
Вариант окончания: …Ехал-приехал Коля к воротам, ударил ботом-копытом: — Спишь ли, не спишь ли, Наденька-жена? — Сударь, не спала, те­бе ковёр вышила, коню — красоту, тебе навек по­хвалу.
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-09 (фр. т.), 26; За­речье 2195-16. Славковская вол.: Малое Заборовье 2972-17, 19.
25.  «Кто у нас хороший?» (варианты напева 15) Кто у нас хороший, кто у нас пригожий? Ва­нюшка хороший, Семёнович пригожий.
По горенке ходит (он модненько ходит), манер­но ступает (модно выступает), сапог обувает (не ло­мает), чулок не марает. Сам коня седлает, на коня садится, а конь веселится. Он плёточкой машет, а конь под ним пляшет. Со двора съезжает — вся ули­ца стонет (по улочкам едет — все улочки стонут). К грязям подъезжает — грязи высыхают. К речкам подъезжает — речушки сбегают, к лугам приезжает -луги зеленеют, к садам приезжает — сады расцвета­ют (он дорожкой едет — дорожки желтеют).
К девкам приезжает — Манюшка встречает (Са­ша выбегает): — Пойди (здравствуй), мой хороший,1 пойди, мой пригожий, давно тебя ждала, давно до­жидала. Перинушку стлала, в уста целовала, изго­ловье клала, Ваней называла (изголовье клала; из­головье крутое, слезами улитое).
—  Ложись, мой хороший, ложись, мой пригог жий. Я приберусь, к тебе привалюсь. Лягу, поце­лую радость дорогую (радость дорогую сто раз по­целую).
Варианты припева: Лёшиньки-лёли / Люшань-
ки-люли / Аи, роза ала, виноград зелёный.
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-07 (т.); Заболотье 2182-16; Поддубье 2196-10, 37; Путилово 2179-06; Сте­перино 2206-28; Ямкино 2181-10.
Ясенская вол.: Быстро 2193-14; Жидовичи 2184-01; Ясно 2177-07.
1  См. текст 12.
26.  «Что по сеням, по сеничкам» (варианты на­певов 2, 7)
Что по сеням, по сеничкам (по сеням было, по сеничкам; что по сеням-полусеничкам), по крутым (частым) переходичкам (перекладинам).
Там ходила-гуляла молода жена-боярыня, что боярыня-барыня — Антонина Федоровна.
Она ходила-гуляла, своего мужа будила (побу-живала): — Ты вставай (ты проснись), мой любез­ный муж (мой возлюбленный).
Разыгрался наш добрый (карий) конь1 у столба точёного, у колечка золочёного. Разломал сады зе­лёные, с калиной-малиной, чёрной ягодой смороди­ной (калину-малину, черную ягоду смородину).
— Не тужи, жена-боярыня, может, Бог нас по­милует, государь нас пожертвует — наживём сады зелёные со калиною-малиною, чёрной ягодой смо­родиной.
Дубровенская вол.: Путилово 2180-08; Ямкино 2182-03,04. Ясенская вол.: Жидовичи 2184-02. 1  См. текст 27.

27.  «Что не конь ходит по бережку» / «По бе­режку бежит конь вороной» (варианты напевов 5, 7,9)
Что не конь ходит (бежит) по бережку, не воро-ненький (вороной ходит) по крутому (по крутень-кому, по частенькому). / По бережку бежит конь вороной. По крутому вороненький.
Сивой гривушкой помахивает (потряхивает), золотой уздой побрякивает (помахивает), золота узда серебряная. Во колечушко «бряк-бряк» («бря-ки-бряки» во колечушко; золота уздечка «бряк-бряк»), во серебряно «так-так» («бряки-бряки» во серебряные).
Свалился Ваня со коня середи поля на камушек. Прибежала к нему (его) молода жена-боярыня. И по блюдечку катается, сахар с мёдом рассыпается. Что молода-молодёшенька, разбела-бела (без белил она) белёшенька, разрумяна (без румяна) румянё-шенька — Александра Ивановна.
Вариант продолжения текста:
…А я думала-подумала своего дружка Ванюшку:
— А вставай, Ванюшка, разыгрался наш добрый конь, разломал сады зелёные [см. текст 26].
Дубровенская вол.: Поддубье 2196-09,19; Путилове» 2179-15; Степерино 2206-29; Ямкино 2181-14-16, 2182-01.
Славковская вол.: Гверстно 2983-43; Козибор 2974-13; Подберезно 2973-01.
Ясенская вол.: Быстро 2194-01 (уп.).
28.  «Что на тоненький ледок выпадал белый снежок»
Что на тоненький ледок выпадал белый снежок, ехал Ванюшка-дружок. Он и ехал, погонял, с доб­рой лошади упал.
Он упавши лежит, к нему никто не подбежит. Нюша увидала, тихонько подбегала, на добра коня сажала, говорила: — Ты поедешь, мой милой, по иным городам, по весёлым пирам. Славковская вол.: Дубровичи 2985-21.
29.  «Верба ты, верба моя» / «Садовая верба, вишнёвая» /«Ах ты, верба ты, верба моя, золочёна, неточёная моя» / «Ах ты, верба-вербочка, с вино­града веточка» (варианты напевов 2, 4, 7-9)
Верба ты, верба моя. Верба кудрявая, зелёная моя. / Садовая верба, вишнёвая. / Ах ты, верба ты, верба моя, золочёна, неточёная моя (ах ты, верба-вербочка, с винограда веточка).
Ты не стой над рекой высокой (над водой глу­боко), не пускай сучья ниже воды (сучья до земли; до низу), не давай соловью гнезда вить, перепёлоч-
кам детей выводить. Перепёлочка — Любушка, со-ловеюшка — Ванюшка. / Не расти, верба, во ржи, расти в поле на межи. Ветер вербу не берёт, соловей гнезда не вьёт. / Что не ветер вербу гнет, соловей песни поёт. Верба — Танечка, соловейко — Ванечка. / Вербу ветер не «шатё» [шатает], канарейка гнёзда вьёт. Канарейка — Танечка, соловейка — Ванечка.
Вариант окончания сюжета: …Ванька ходит по двору, его шапка на боку. Люди спросят: — Чей та­кой? Таня скажет: — Это мой, удивительный такой!
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-11, 30; Готовино 2206-21; Заболотье 2183-02; Заречье 2195-14; Путилове 2179-08 (поют любому гостю на свадьбе); Степерино 2207-21; Ямкино 2181-09.
Славковская вол.: Гверстно 2983-44; Малое Заборовье 2972-16; Ольхово 2980-25.
Ясенская вол.: Быстро 2193-13 (фр. т.); Жидовичи 2184-06; Щерепицы 2194-03.
30.  «Ходит голубь со голубушкою»
Ходит голубь со голубушкой. У голубки золо­тая голова, у голубя — позолоченная. Золотая голо­ва — то Манюшка, позолоченная — то Ванюшка.
Они в гости шли, разговаривали. Позади мужик шёл — позавидовал:
— Кабы мне эта жена, лебёдушка белая, я бы лет­нею порой во коляске катал, а зимнею порой во то­ченых санях.
У меня кони вороные, у меня слуги молодые. Во слугах кафтаны из дорогого сукна, черны шл>. пером, с позолоченным орлом. Славковская вол.: Подберезно 2973-05, 06 (пр.).
31.  «Тут летел орёл, тут летел сизой» (напев 15) Тут летел орёл, тут летел сизой. Сел он на     ю-
та широки, закричал орёл сизой:
— Ах ты, Настенька, не ходи боса, на дворе ро­са. — Ах ты, Коленька, если тебе жаль — возьми «под начал»: купи черевички, трое невелички, с крюч­ком, замочком, с шёлковым чулочком.
Ясенская вол.: Жидовичи 2184-05.
ОТНОШЕНИЯ СТОРОН ЖЕНИХА И НЕВЕСТЫ
сваты — свахи, дружки — подружки; хвала — хула
32.  «Хозяин наш, кудрявый наш!» (напев 18) Хозяин наш, кудрявый наш, ты кудрями потря­си и бутылку принеси (да нам по рюмке принеси).
Мы не тебя пришли смотреть, не хозяйку твою. Мы пришли глядеть вино — не прокисло ли оно?
Дубровенская вол.: Верхние Горки 2205-13, 31; Заболотье 2182-19; Степерино 2207-22.
Раздел 8 ПОХОРОННО-ПОМИНАЛЬНАЯ ОБРЯДНОСТЬ
Основные сведения о похоронно-поминальной обрядности на территории Порховского района за­фиксированы в Славковской волости в экспедиции 1990 г., а образцы плачей по умершим — в экспеди­ции 1987 г.
ПОХОРОННЫЙ ОБРЯД
-Ф- Оповещение о смерти
Когда умирал человек, его родственники ВЫ­ВЕШИВАЛИ ОТРЕЗ ТКАНИ или ПОЛОТЕНЦЕ -«беленькую тряпачку, платоник на улицы, на пя-рёжнем углу» (Кириллово 2981-31) или внутри до­ма. «В избы вешали палатёнца на угол. С каленкору атрёжу[т] тряпачку беленькую. На тряпачках ды-рычки маленьки нарежу[т] и лучининку [вставят], в уголышек втисну[т]» (Кириллово 2981-31).
Устойчивы сведения об особых способах оформ­ления поминальной ткани. «С каленкору вырежешь тряпачку. Здесь вот таким дырычкам — "уголоч­кам" вырежешь. И на уголы вешали всягда» (Капу-стино 2985-44). «И здесь "зубчикам" сдёлаишь, и здесь. И на лучйнину, к углу» (Лог 2982-23). «На лу­чинке], в таку палку там яво [воткнешь]. И плато-чик сюды павешаешь и в стену на угол вторнишь. (Капустино 2985-44).
Полотенце висело «до саракавова дня»; «кагда сорак дней прайдё[т], тагда яво саймут, снясут и в реку бросют» (Кириллово 2981-31). «Шесть недель повисит эта тряпачка, забирая. С угарычкам с этым и носют в речку, пускают. Ана и пуплывёт» (Капус­тино 2985-44). Этот обычай связан с представлени­ями о душе покойного и ее пути в иной мир. «А патом ево [коленкор] на воду пускают, штоб пашёл бы он па течению. Куда там он идёт? Гаварят, што за душой пакойнай» (Лог 2982-23). По сообщению рассказчиков, «эта и сийчас делают» (Кириллово 2981-31).
-Ф- Омовение покойного, надевание новой одежды
Сведения об омовении покойного довольно многочисленны. «Пакойника сажают на скамейку. Падставляют туда ванну или таз. И моешь, сйдючи. А нет — паложишь лёжа. Другой не застывши, так яво кладёшь. А другова моешь — он застывши, так яво кладёшь на скамейку и паварачиваешь, как ка-лабашку» (Крюково 2970-12). Для омовения брали
плохую посуду, которую не жалко было бы впо­следствии выбросить («чашечку») (Малые Заходы 2984-26).
Того, кто мыл покойного, одаривали. «Кто мо­ет — дают што-нибудь. Гаварйли, штоб руки не ба-лёли» (Подсевы 2980-19). Если мыл мужчина, дава­ли ткань на портянки.
После омовения покойного воду выливали ту­да, где никто не ходит. «А воду сливают, где хаждё-ния нет. Штобы пад нагам не была эта вада. Вот, примерна, забор стайт. Лей пад забор или куда -так, штобы не хадйли па этай вады» (Крюково 2970-12).
Полотенце, которым вытирали покойного, спу­скали на воду: «…маленькае палатёнчика на ваду пускае[т], на реку, штоб паплыла» (Малые Заходы 2984-26).
После омовения и до положения во гроб покой­ный лежал на лавке, лицом к «перёжнему углу». «А вымаишь — ляжйт проста так, на лавки. Должон ле­жать вот так — [вдоль половиц]. Галавой суда, ноги туда, штобы глядел ба на икону» (Крюково 2970-12). Под тело постилали ткань. «Немножка стелют и простынь павёша[т] наверх, штоб ана чиста была. А уже в гроб стелят другоя. Вниз каленкору и на­крывают каленкорам» (Лог 2982-23).
На покойного надевали новую одежду, «сме-рятное платье» или «саван». «Одяваю[т] харошая, "смерятное платье" надеваю[т]. И в меня вот [есть]. [На голову — платок] какой хошь. Бланжевый такёй есть, а кто беленький. А на ноги надеваешь тапки, чулки» (Славковичи 2973-12). Смертную одежду го­товили «зарань» (заранее): «А умрёшь, тагда плоха хадйть куплять, а можа и нету. А то — всё пригатов-лена, в каждава чилавёка. Калинкор куплена на­крывать — вниз на гроб падстилаю[т]» (Славковичи 2973-12).
Староверов хоронили в саванах, сшитых «баш­лычком» (Ольхово 2980-33). «Как халат, а здесь ка-пар. И% здесь такая лёнтачка в складачку, такая же белая, пришита к этаму халату. И так вот он наде-ваетца: здесь платье, внизу падвязана платок, а сверху капар адёта на платье, накидка» (Большой Волочёк 2977-03).
Одежду умершего, в том числе ту, в которой он умер, раздавали нищим, беднякам или сжигали. «Бальшинство сжигают. Выйдут за дирёвню. Если он не долга ляжал да пиридявали яво чиста — дру-
гой раз и выстираешь, и атдают каму-та, кто бённый был. А то и сами — вот как валенки астанут-ца или што такое — ни выкидывали, если свой кров­ный чилавёк помер» (Малые Заходы 2984-26). «Ста-рыя [одежда] — тагда атдадут нйшшим» (Кириллово 2981-31). «Если есть каму, так можна насйть. Я ха-ранйла атца — адёжду атдала. Мать харанйла — то­же адёжду атдала тёткам. Выстираешь, справишь, выгладишь. Успеешь, и сразу утдавай» (Славкови-чи 2973-12).
Постель покойного непременно сжигали. «Вы-тряхывают матрас и салому эту зажигают. Как толька умер пакойник, эта и делали» (Малые Захо­ды 2984-26). Обычай сжигания постели покойного объяснялся так: «Вытрехнут и салому, и матрас. Пускай витярок развёит евоны грехи» (там же). Как правило, жгли на перекрестках дорог — «на крестах». «Сжигать тоже нада где-та на крестах, штобы так шла дарога, и так была дарога. И на этых крястах жечь» (Крюково 2970-12).
«Чарёпку, [из] каторай мы мыли яво [покойни­ка]», несли к месту сожжения и уничтожали вместе с вещами и постелью умершего. «Вот сичас, при­мерна, моем пакойника. Вымыли. Моешь-та яво, льёшь чем-та на руки-ты — вот эта кидали. Умер на матраси — вынисишь, вытрисишь салому. И ёту чашку, каторай паливаешь, брасаешь в агонь. И там сгараит. И чашка сгараит, и салома» (Славко-вичи 2973-12). «Выбрасываю[т] на крестах. Там же разобью[т] и бросю[т]. Кола агня этава, где саломку сожгу[т]» (Малые Заходы 2984-26).
-Ф- Положение покойного во гроб
«Например, сявонне умрёт этат пакойник, уже заказываю[т] гроб делать; через день сделают гроб» (Кириллово 2981-31); «как памрёт и [в] этат день де­лают, калй можна и на втарой» (Кириллово 2982-03). Обычно гроб изготавливали три-четыре чело­века. По окончании работы их одаривали, угоща­ли: «Хто делал гроб — таму дают абязатильна» (Подсевы 2980-19); «Гроб делают, тожа плотют -водкай» (Лог 2982-23).
При изготовлении гроба — «нового дома» умершего — одним видам деревьев отдавалось предпочтение, на использование других, напро­тив, налагались запреты. «Больше, бывала, хатё-ли еловый. Сасна или ель. Ни в коем случае с асй-ны никто не делал» (Лог 2982-23). По традицион­ным народным поверьям и легендам осина — са­мое «плохое», «проклятое дерево». «Делали боль­ше с берёзы. С асйны никада не делали. Всё гава-рят, што эта "проклятае дерева". Хоть есть ветер, хоть нет ветру — ана всё шумит. У нас тут рошши-ца стайт асйнавая. Хоть тиха, ветру нет никакова, а от ей всё шум есть» (Крюково 2970-12). «На асйны Июда павёсилсе, вот и нельзя [делать гроб].
Асйна-та никагда ни атдыхает. Ана день и ночь [шумит], листок-та в ей шавёлитца. И во — нельзя делать с асйны [гроб]» (Лог 2982-23). Не делали гробы также из ольхи.
Гроб освящали: «Батюшка, бывала, вызывали, кагда класть в гроб. Батюшка крапйт, а то так и са­ми крапйли. Теперь-та этава нету, не ездя [батюш­ка]» (Малые Заходы 2884-26). Знание молитв («раз были вси набажныи, вси малйтвы знали») и испол­нение ритуальных действий определенного типа (окропление, окуривание) создавали основу для возможного бытования обряда как в «церковном», так и в «народном» вариантах. «Гроб сделают и яво святишь "святой вадой". Ета самы-самы-самы» (Славковичи 2973-12). «Пакрапйшь святой вадой. Хоть хто хошь» (Малые Заходы 2884-26). «Ладан с цёрьквы. Да вадйчкай-та явб [затушишь]. И ладан, угальков — этат гроб весь [окуришь]» (Славковичи 2973-12).
В отдельных случаях освящение гроба испол­нялось только знающим человеком. «Вьшали ево [покойника], нарядили — в гроб клась [надо]. Ха-дйла [женщина, которая омывала покойного], ды­мила гроб-та. Ну, а патом ужб яво взяли да пала-жйли в гроб» (Луг 2980-03).
После освящения готовили убранство гроба. Дно посыпали стружками, оставшимися от обтесы­вания гробовых досок. «Гроб делают — стружек кладут в гроб. <…> Пакрывают каленкорам» (Ки­риллово 2981-31).
В связи с убранством гроба актуализируется представление о смерти как сне: «На стружках ля-гишь спать-та в гроб» (Славковичи 2973-12). По­душку для умершего набивали стружками или се­ном: «Падушучку набьют шшёпачкам, а наверёх, пад самую-та галаву, малёнька ватки паложу[т]» (Кириллово 2981-31). «Падушку сёнам набивают. Сшивают с такова ж каленкора навалачку, набива­ют сеном» (Крюково 2970-12).
В гроб клали различные ритуальные предметы, использовавшиеся при освящении гроба: «…в гроб клась ана угальков, да туды свечечки» (Луг 2980-03), икону. «Иконку бяру[т], иконка ляжй[т] вот на руках. Руки так сложеныи, а на руках ляжй[т] икон­ка. <…> Накрываю[т] каленкор — тюль» (Малые За­ходы 2984-26). В правую руку покойного вкладыва­ли свечу, завязанную в платочек (Малые Пети РФ 1982).
До захоронения гроб с телом покойного нахо­дился в доме, его не закрывали крышкой. В этот пе­риод родные и близкие приходили проститься с умершим, съезжалась дальняя родня. «Радйтили си­дя^], сродственники приедут, в каво дети — дочки, сыны» (Славковичи 2973-12). Гроб ставили в избе так, чтобы покойный был обращен лицом к иконам и «мог молиться», как живой: «А галавой вот так
паложут — нагам к переду, а галавой к парогу, штоб глядеть вперёд на икону. Он будит на иконку ма-лйтца» (Кириллово 2981-03).
После положения во гроб над телом покойно­го начинали причитать. В тексте причитания, за­писанном в д. Качурицы, плачея передает с по­койным приветы-наказы умершим ранее родст­венникам:
«Ты расскажи, мая милая нявёнюшка, Кто ж нахадйлса кол тя
паслённии минутачки? Как расставалася ты, любимая,
са свётам бёлаим?
Ты кричала свайх мйлаих дочиник -Не данасйли твай речи ветры буйный. Как прилятят твай кукушички
на тваё тепла гнёздушка. И кто ж там встретит, мая Наташенька,
ласкавам славёчушкам? Мбжа, будя свиданья у тябя, любимая, С тваёй удалай галбвушкай И с майм братцем Мйшенькай. Ты пирядай яму ат меня низкой паклон. И ты скажи-кася, любимая, Асиратёла ваша тепла гнёздушка. И как даждёмсе мы весны красной, Вы прилятйти сйзыим кук^шечкам, Хоть навястйть свае тепла гнёздышка»
(Качурицы 2211-12).
ДЕНЬ ПОГРЕБЕНИЯ
Погребение умерших совершалось утром на третий или четвертый день после смерти: «…всё больше на третьей день хароню[т] в деревнях» (Ки-риллово 2982-03). Накануне похорон, вечером, при­глашали домой священника, и он отпевал покойно­го. «Памрёт пакойник, и привезут батюшку. И яво он здесь атпаёт. Вечерам, например. А утрам ха-ранйть буду[т]» (Кириллово 2981-31).
На похороны собирались не только родствен­ники умершего, но и соседи, односельчане. «Тагды вся деревня хадйла, весь народ. Кагда пакойник в нас памрёт, так весь народ, вси — и маленький, и балыыйи — вси хадйли на похараны» (Капустине 2985-44).
Одним из наиболее напряженных эпизодов по­хоронного обряда был ВЫНОС ГРОБА ИЗ ДОМА. Гроб с телом покойного выносили «ногами впе­ред», в противоположность тому, как он находился в доме. На выносе причитали. Оплакивать умер­ших умели не все; имеются свидетельства о том, что плакальщиц нанимали. Во многих случаях, удалось записать лишь небольшие фрагменты текстов похо­ронных причитаний. Содержание плачей связано с укорами-сетованиями на то, что покойный ушел не в свой срок, с темой сиротства. В причетах отра­жаются представления о невозможности возвраще­ния в «этот» мир, о душе-птице:
«Жаланнинькай ты мой,
Уходишь ты ат нас,
Уставляешь ты свайх маленьких детушек.
Што мы будем делать?..»
(Царево 2983-52).
«Ой! Бросил меня, Теперь как я буду жить, Ненаглядный мой, мой дарагой?..»
(Большой Волочёк 2976-13).
«Ой, кто как знал. Кагда с дому выносют пакой-ника, <…> в нас старуха плакала, давно эта. Мала-дой если парень:
Не пажйл, не пакрасавался, добрый моладец, Уходишь ты ат нас на веки вёшныи, Никалй мы тябя не увидим»
(Кириллово 2982-03).
После выноса гроба оставшиеся дома мыли по­лы и готовили поминальную трапезу. «Вот, кагда пакойника [унесут] — вымоют пол. Патом кагда приходют, уже палы вь’шата здесь, стол собран. С кладбишша приходют, выпивают — памйнки дела­ют» (Капустине 2985-44).
Чтобы не бояться покойников, после выноса гроба из дома садились на то место, где стоял гроб. «Где пакойник стаял — туда садйтца [надо]. Вот уня-сут яво, а ты сядь на эта места, где он стаял — и не будешь баятца. Я сама баялася, начам не спала. А вот малйтву стала читать и всё аташлб» (Большой Волочёк 2976-13).
ОТПЕВАНИЕ ПОКОЙНОГО В ЦЕРКВИ со­вершалось в день погребения. По пути на кладбище похоронная процессия останавливалась, и гроб нес­ли в церковь или часовню. «На палатёнцах там с дароги несут [гроб] в цёрькву» (Славковичи 2973-12). В церкви гроб ставили так, чтобы покойный ле­жал лицом к иконам. В прежние времена икону, ко­торая лежала на груди у покойного, после чина от­певания забирали в церковь. «Иконка паложена [в гроб]. Бывала, батюшка брал в цёрькав, а теперь несут дамой. Раз батюшки-то нет — и несут дамой» (Подсевы 2980-19).
Если церковь располагалась не по пути следо­вания похоронного шествия, то гроб везли на ло­шадях (в старину), сейчас — на машинах. «Кагда яво харанйть буду[т], тагда в цёрькву связу[т]. В цёрь-квы яво правядёт батюшка. Пасыпле[т] пяском, как правядё[т] савсйм — к зямлй придаст-та. Патом яво и зароют» (Кириллово 2981-31). Священник мог также сопровождать шествие до кладбища и отпе­вать покойного у места погребения (Ольхово 2980-33; Славковичи 2973-12).
По старинному обычаю, ПУТЬ НА КЛАДБИ­ЩЕ был пешим. На похороны собиралась вся об­щина: «Весь народ с деревни идё[т]» (Капустино 2985-44). Гроб несли на полотенцах «чужие» — те кто не имел родства с покойным. Запрет на несение
гроба родными умершего строго соблюдается в традиции по сей день: «…родственники савсйм ня носют» (Капустине 2985-44). Путь похоронного шествия по деревне (от по­рога дома и до края деревни) был особым образом отмечен — впереди гроба шел человек и устилал до­рогу еловыми ветками. «Ёлки брасали, кагда вязут пакойника. По всей дароги брасаю[т] помаленьку, до краю деревни» (Кириллово 2981-31).
Дойдя до конца деревни, до перекрестка дорог, шествие останавливалось — покойный «ПРОЩАЛ­СЯ» с деревней, члены деревенской общины про­щались с умершим. «В дирёвню принясут, устано­вят, пувярнутца. <…> "Глазам" [в деревню]. Несут ево нагам туда, [к краю деревни], а патом, кагда ди­рёвню пранясут сваю всю, тада павёрнут. Раза три сды[нут], паднймут так, и апять павяртывают нагам туда, и апять нясут. Такой абычай был» (Капустино 2985-44). «Ну, прашшаетца пакойник. Вот так па-дымают. Упускают и апять падымают — до трёх раз всё вот так падымаютца, прашшаютца. Три раз на­до паднять гроб на палатёнцах, упустить и апять паднять, апять упустить и апять паднять. Три раз так вот делают. Ну, как паслёдний раз прашшают­ца» (Молонец 2984-36).
При прощании с покойным следовала неболь­шая ПОМИНАЛЬНАЯ ТРАПЕЗА. «На "крестах" прашшаютца. Кто не пайдёт в цёрькав, иль там не паёдит на кладбище, тут и прашшаютца. Памина-ю[т], паминавёния здёся. Выносют на тарелки. Бы­вала, и кутью делаю[т], — рис атвариваю[т] и дела-ю[т] сладкай, с вадйчкай» (Малые Заходы 2984-26). «Вынесут туды за деревню, на "крясты", и там па-мйнка. Рибятйшкам да старушки каторыи — тут вот и паминают. [Приговаривают]: "Царства Небес­ная"» (Славковичи 2973-12).
Тех, кто копал могилу для умершего, угощали. «И накормют, и водки дают — кто капает» (Лог 2982-23).
Гроб опускали в могилу на специальных «похо­ронных» полотенцах — «нада длйннаи палатёнца» (Славковичи 2973-12). «Упускали на палатёнцах. В каво е[сть] — далгйи палатёнца. Палатёнцев далгйх нету — на вярёвках опускаю[т]» (Кириллово 2981-31). Эти полотенца отличались от обыденных осо­бым типом тканья («такйи в клеточку ёны»), отсут­ствием орнаментации (без вышивки и кружева), цветом («чистый, белый и нет на (й)их ничёва») (Славковичи 2973-12). В противоположность это­му, «абычныи мы ткали всяким таким "шашечкам", даматканны-та; вышивали хто каким — и зялёнень-ким, и красиньким» (Славковичи 2973-12).
«Похоронные» полотенца при погребении «…в яму туды кидают — к пакойнику-та» (Молонец 2984-36). Их также могли стирать и убирать до следую­щих похорон. «Убираю[т]. А как же? Вси умираим,
дак нада и нам. Выстирают (й)их, убярут апять» (Славковичи 2973-12).
В момент захоронения и на могиле причитали -«на крик кричат, плачут», просили прощения у по­койного, приговаривали: «Дарагбй мой, прашшай, прастй мяня» (Малые Заходы 2984-26).
Намогильный крест ставили «в ногах» покой­ного, чтобы тот «глидёл бы на Бога» (Лог 2982-23).
ПОМИНАЛЬНЫЕ ОБЫЧАИ
-Ф- Поминальная трапеза
После захоронения следовало поминовение на кладбище, затем в доме покойного. Читали, пели молитвы по умершему. «Пакойника всягда пами­нают и "читают" [молитвы]. <…> Кагда паминают, и кагда отпявают. Кагда уже упустют в землю, явб паминают» (Лог 2982-23).
Важнейшая часть обряда поминовения — риту­альная трапеза. «Вот явб пахаронют — здеся похара-ны настаяшшие сделаны. Все, кто на пахаранах, все пьют, вдут, што падгатовлена» (Лог 2982-23). Сре­ди обрядовых блюд наиболее часто упоминается кутья (каша из пшеницы с медом, в более позднем варианте — из риса с изюмом). «В кутью кладут рис или раныыи пшано, пшанйца — зярно. Мёду накла­дут, вадой халоннай развядут и вот этую пшанйцу туды» (Лог 2982-23). «Рис атваривали с изюмом ли там с чем-та. Делали такую сладкую — "кутья" на­зывалась (Ольхово 2980-33).
Кутья была первым блюдом, подаваемым за по­минальным столом в доме. Кутьей называлась и са­ма поминальная трапеза: «Как за стол сядут — пёр-ва по три ложки вси глонют. Патом начинают все абёдать — эта "кутья" называетца» (Лог 2982-23).
На поминки подавали также кисель, его ставили на стол и читали молитву «Отче наш» (Луг 2980-03).
Специальная поминальная выпечка: «пиражкй всякий», «паминальнички» (Славковичи 2973-12), «плюшки», «пышки» (Ольхово 2980-33). «Какие-ни­будь плюшки напечены у хазяйки. Вот кусют и за­пьют кутьёй — туда пакрошат пышки и запивали» (Ольхово 2980-33). По имеющейся информации, в настоящее время редко поминают традиционными поминальными блюдами. «Вот эта раныыи таку ку­тью делали, а тяпёрь не делают, тяпёрь толька кан-фет, пячёнья носют» (Молонец 2984-36).
В порховской традиции поминальными днями считались девятый и сороковой дни, «годовалый день» (годовщина смерти).
«Справляют дявятый день. Падгатовютца — кто и вьтивки даст, и всякая закуска. Памянут вси и тагда расходютца да саракавова [дня]. И в сарака-вой день так жа паминают, и в гадавшшйны дела­ют»; «в гадавалый день паминают — атпявают ма-лйтвы» (Лог 2982-23).
Традиционно поминали умерших на Троицу: приносили на кладбище поминальную еду и остав­ляли ее на могилах, читали молитвы, причитали:
«Прилети ты ка мне сйзай галубушкай,
И расскажи ты мне пра сваю жизнь-та горькаю.
И зачем же ты аставила их,
маленьких детачек свайх? На каво ж ты их пакйнула, На каво ж ты их забросила? И прилети ты сйзай галубушкай, Я тебе расскажу пра йхна горюшка, И ты сама пасмбтришь»
(Ольхово 2980-33).
-Ф- Поминовение умерших нищими
В поминальную обрядность включена традиция поминовения умерших старцами, нищими. Они хо­дили под окнами в Коляды, посты, «припевали ро-
дителей», поминали умерших молитвой, выпраши­вая подаяние:
«Падайти, Христа ради, мйластинку.
Спаси вас, Госпади,
Пашлй вам, Г оспади,
Житьё харошее, здаровья.
Дайти-падайти, ради Христа, мйластинку»
(Кириллово 2981-31).
Нищим «яйцам падавали» и «сметаны, бывало, [небольшую] бочечку».
В д. Верхние Горки вспоминали про убогого Василия-старца, который пел духовные стихи под окошком. «Ходил па дамам и пел этава "Лазаря" -радйтилий паминал. Спросит: "Как радйтилий звать?". Эта всё как no-Божьи. А ведь раньше Бога так не знали и баялися — падавали. Вой-ой-ой как!» (Верхние Горки 2205-02).
Раздел 9 ЖАНРЫ НАРОДНОЙ ПРОЗЫ, ПОВЕРЬЯ
ОБРАЗЦЫ ТЕКСТОВ
БЫЛИЧКИ И ПОВЕРЬЯ
Среди жанров устной прозы, бытующих на тер­ритории Порховского района, особое место при­надлежит былинкам. Экспедициями зафиксирован большой объем материалов, свидетельствующий о хорошей сохранности жанра в традиции.
Наиболее развернут цикл быличек о колдунах и колдовстве. Среди этих быличек можно встретить ши­роко известные по всей России сюжеты: колдун (кол­дунья) «выкликает» (отбирает) молоко у коров, «вер­тит» (сбивает) на крыше дома масло (Бёрдово 2972-02; Верхний Мост 2988-73,75); насылает порчу на домаш­нюю скотину, лошадей, подбрасывая наговоренные предметы (Крутец 2978-03; Девонисово 2966-11; Кон-дратово 2988-40); колдунья ездит на помеле (клюке) -делает «просеки», «заломы» во ржи (Бёрдово 2972-01; Верхний Мост 2988-73; Кондратово 2988-42).
Записаны былички об оборотничестве колдунов: колдунья оборачивается кошкой на Иванов день (Яс­но 2176-06); колдун — медведем на свадьбе (Махновка 2174-06); о тяжелой смерти колдуна (Ясно 2176-03); о колдовстве на свадьбе: колдуны оборачивали свадеб­ный поезд волками (Верхний Мост 2988-74), невесту «заголяли» (Махновка 2174-06). В ряде быличек раз­вивается тема колдовства-знахарства: колдунья (баб­ка) лечит «испорченную» корову (Кондратово 2988-43; Махновка 2175-02; Ясно 2176-02,04); тема сильно­го и слабого колдуна: колдун помогает «колдовку высушить» (Девонисово 2966-11); колдун, взятый в свадебный поезд, «отколдовывает ворожбу» другого колдуна (Большой Волочёк 2977-20).
Распространены былички и поверья о домовом (дворовом). Согласно одному из поверий, домовой — это уж. Он живет под землей, поэтому его никто не видит; он сосет молоко у коров. Если дворовой по­любит скотину, то будет заплетать лошадям косы, а если нет — станет вредить скотине или может уйти. Заключить «договор» с дворовым может колдун и пастух (Девонисово 2966-12; Крутец 2978-05). Ши­роко известен сюжет былички о домовом, который приходит во сне и пытается задушить хозяина.
Среди быличек о чертях, «шишках», «бёсях» от­метим наличие таких сюжетов: черти являются во сне собаками, говорят: «Вставай, мы пришли тебя
давить!» (Ясно 2178-04); черти заводят пьяного му­жика на «разбойный» камень, валят на землю, оку­нают в мочило, кидаются камнями, хлопают в ладо­ши, хохочут (Кондратово 2988-37-39; Крутец 2978-07; Лог 2980-06; Ольхово 2980-29; Ясно 2178-03); черт ловит девушек, пришедших гадать на колосники, и заставляет рассказывать, «как готовили лен» (Качу-рицы 2204-01, 2211-19; Ольхово 2980-29). По поверь-ю, если чертенок подвернется, надо стегнуть его — и тогда найдешь клад (Крутец 2978-08). 

Кроме того, записаны былички о русалках и «привиждёниях». Женщина нарушила запрет кол­дуна, когда возвращалась домой, и-увидела серых змей (Крутец 2978-02). Часто «привиждёния» явля­ются в людском обличье (девушка в розовом пла­тье, баба голая с распущенными волосами) в «нечи­стых» местах — у бани, на мосту; могут случайно встретиться на дороге (Бёрдово 2972-04; Кондрато­во 2988-35, 36; Крутец 2978-06; Славковичи 2974-33, 2975-05; Ямкино 2182-08).
№ 1. Колдунья нашла заблудившегося быка
«Мой папа роднай работал [в] "Заготскот". А у яво была много скотины набрано. И бык потерялся в поле, у лесу. Аны ня знали, плакали. Нада платить за быка.
Вот ана пашла туда в Аланёц. Там бабка старая была. Ана на косточки загадала. Гаварйт: "Аксенья, Аксёнья! Он тут близко-близко-близко в лесу. Он жив-жив-жив. Ишшйте-ишшйте в лесу". Апять паёха-ли, стали искать. Нашли. На косточки знала гадать».
д. Большой Волочёк, 2976-22. Исп.: Фёдорова Р. В., 1929 г. р. (р. из д. Локоть). Зап.: Попова И. С, 26.01.1990. Расш.: Москви­на О. И., Попова И. С.
№ 2. Поверье о домовом
«Ну, гаворят, што такой дамавой. Он заплятает косы. Вот придёшь ва дворе — ёси любит тебя, <…> он косы заплятёт каровы, каню заплятёт косы. А ня любит, так он каня будя ганять па двару, ну, как чёрт. Придёшь дамой, ва дварё, а у тебя конь весь в пены, ёси не залюбит».
д. Большой Волочёк, 2976-27. Исп.: Фёдорова Р. В., 1929 г. р. (р. изд. Локоть). Зап.: Попова И. С, 26.01.1990. Расш.: Москви­на О. И., Попова И. С.
№ 3. Как домовой душил
«Как мая дочка гаварйла… "Мама, я лягла, я не памалйлася. Ну и ничаво ни покрястйла. Пришёл дамовой, этат чёрт. Душить стал. Так в самом деле, как душит. Так завяртывает и душит. Слышу, как он меня так и душит. Без памяти вскачйла. Вот так, вот так пастёлю заварачивает! Я, гаворйт, сплю, сплю, вот так сплю, а он заворачивает и душит мя-ня, и душит! Мне дышать нечем", гаварйт. Ана га-варйт — дамавой, а чёрт эта пришёл».
д. Большой Волочёк, 2976-26. Исп.: Федорова Р. В., 1929 г. р. (р. из д. Локоть). 26.01.1990. Зап.: Попова И. С, 26.01.1990. Расш.: Москвина О. И., Попова И. С.
№ 4. Черт заснуть не давал, душил
«Ваня пашёл начавать. Ана [хозяйка] ушла к дочке в Вешки (там деревня — Вешки). Ну, вот он спать лёг. И шо ты думаешь? Дымавая или чёрт к яму падходит, шшупыит яво. Как человек. Шшупы-ит и всё. И за сиськи, и за всё. Гаварйт: "Во-о! Ка­кой ты мягкой. Во-о! Какой ты мягкой!" Всё к яму лёзит. Он апять атпйхнет. Тока нацнёт засыпать, он апять лёзит. Панимаешь? Патом начал засыпать. Стал душить яво, стал душить.
Я, гаварит, бягом бяжать. Бягу да бягом, а он на май плечи залез и сядйт. Я, гаварй[т], бяжал-бя-жал, подбяжал к дому, дамой-та, кричу: "Аткры-вайте дверь скарёя! Чёрта нясу, чёрта нясу!" Он прыг с плеч и саскачйл!».
д. Большой Волочёк, 2976-28. Исп.: Фёдорова Р. В., 1929 г. р. (р. из д. Локоть). Зап.: Попова И. С, 26.01.1990. Расш.: Москви­на О. И., Попова И. С.
№ 5. Шишки пьяного мужика водили
«Там мочйлы были (раньше лён мочили). И вот идё[т] пьяный мужик. Обязательно пьянова мужука и так, што и ввядут, и в ваду. И паложут на камни как на печку: "Идй-идй, пагрёйся!" Замёрзне[т], праснётца — в вады или на камень паложеный».
д. Хозяииово, 2986-06. Исп.: Тарасова Е. Т., 1908 г. р. (р. из д. Индеево), Фёдорова 3. С, 1930 г. р., Павлова Н. С, 1940 г. р. (р. из д. Иидеево), Павлов И. Н., 1939 г. р. Зап.: Мараиииа С. Ю., 29.01.1990. Расш.: Москвина О. И., Попова И. С.
№ 6. Черти на удавленниках катаются
«Мущйна адйн малатйл-малатйл лён. Он там коней ганял. Ну, кони семя там малотят, всё это топчат, мнут. А патом яво [лен] убирают, это всё снимают, эта — чё вымолачивали ногам. Пара коней ганяют. Ну, вот поели, поели эта [мужчина] мала­тйл-малатйл. И как зашумела, зашумела! Завая-я-яла! Как дала! — так кони и вывалились на улицу.
Гляжу, гаворйт, едут на тройке. Ночью едут на тройке и кричат: "Но-о, пашёл, но-о, пашёл!!!" Гля­жу, гаварйт, мужчина запряжена, а сами сидят -черти. А мужчина запряжён.
Вот задавйвея мужчина. Никагда не давитесь! И на тебе [если удавишься] катаютца черти. Па пёрва-сти. Сядут сами, а тебя в аглобли запрягут, <…> черти "объяжжают". Вот как задавился, то не дай Бог! Задавйтца нельзя никагда — черти катаютца».
д. Большой Волочёк, 2976-25. Исп.: Фёдорова Р. В., 1929 г. р. (р. из д. Локоть). Зап. Попова И. С, 26.01.1990. Расш.: Москви­на О. И., Попова И. С.
№ 7. Чёрт в пустом доме бегал
«Было у нас до войны. Адная там хазяйка, жила там адная старуха. Бог знает — знала ана што, а можа и знала… Адная жила. Хазяин умер. Дом хароший. <…> Вот так глядим — рябина там стайт бальшая. Мы залезли на эту рябину. <…> Глядим -а там никаво дома нет, а там как черти! Волосы так распушшаны в бабы, бёгаит! И брякают, и стукают! Мы взглянули, даже испугалися. А там эта баба бё­гаит, волосы распушшаны. <…> Дамавой или чёрт? <…> Так волосы распушшаны, сама бёгаит па избы, хламочит, гремочит! Глядь — замок висит… Тоже какой-то привижжёние.
И што ты думаешь? Ана пашла к дочке нача­вать, километров пять, а сасёда папраейла нача­вать. <…> "Вань, схадй-ка ка мне паначавать!" Да што ты думаешь — мужик шугался, с дома убяжал. Во-о! <…>
Ана старая уже, пасивёли воласы. Ана была ушёвши из дома, а двери были закрыты. А там гля­нули мы в акно: а там и стакочет, и гремочит, и воласы распушшан, па избы бегает! Мы испугались и с рябины убяжали. Может быть, и чёрт бегал. Ей дома не было, дверь закрыта».
д. Большой Волочёк, 2976-27. Исп.: Фёдорова Р. В., 1929 г. р. (р. из д. Локоть). Зап.: Попова И. С, 26.01.1990. Расш.: Москвина О. И., Попова И. С.
№ 8. Привиделся огонь на месте подземного клада
«Мой муж рассказывал, што привиждёнье бы­ло. <…> Ишёл с этава с гулянья. Яму привижжёнье — вот гарйт там агонь ясный. Ну, блястйт-блястйт-блястйт! Как агонь какой ночью. Он взял лапату, пашёл разрывать. Ну, разрывал-разрывал, никак ни разрыл. Клад какой-то был, клад! Так ни да-рылса. Аташёл, а он апять блестит. Уж тако при-вяжжёние было».
д. Большой Волочёк, 2976-23. Исп.: Фёдорова Р. В., 1929 г. р. (р. изд. Локоть). Зап.: Попова И. С, 26.01.1990. Расш.: Москви­на О. И., Попова И. С.
№ 9. Привиделось на гумне
«А то вот это рассказывал [мужчина], как бабка (й)йхная пашла малатйть к сасёду в рей. Ну, раньше вишь привижжёния была разны… Пашла в рей ма­латйть, а он гаварй[т]: "Анюта, — гаварй[т], — не ха-
дй ты. В нас тут привяжжёния, в нашем у гумне". -"Да ну, — гаварю, — ладна, — гаварю, — ничаво ни сдёлаетца". Вот ана малатйла-малатйла. Пашла на рей скидывать, а там в белым весь стайт, как пакой-ник. <…> Ну, как это место проклятое было».
д. Большой Волочёк, 2976-24. Исп.: Фёдорова Р. В., 1929 г. р. (р. из д. Локоть). Зап.: Попова И. С, 26.01.1990. Расш.: Москвина О. И., Попова И. С.
№ 10. У ручья прислышивалось
[Мама рассказывала]: «Бывало, говорит, у нас такой там ручей был. А выдешь, вот када месяц зи­мой (видь зймы-та ни такие, как нынче). В Новый год месяц-та свёте[т]. А там такая на ручью-то была прорубь у нас, гаворйт. Вот идёшь ночью аткуд и, гаворйт, слышишь:
Свети, свети яснее, Свети, свети яснее.
Погляжу — нет нигде никово. Апять установис-ся, слышу апять:
Свети, свети яснее.
А хто? Няйзвёстно. Хто святи? Как привижёние такое».
д. Хозяиново, 2986-06. Исп.: Тарасова Е. Т., 1908 г. р. (р. из д. Индеево), Фёдорова 3. С, 1930 г. р., Павлова Н. С, 1940 г. р. (р. из д. Индеево), Павлов И. Н., 1939 г. р. Зап.: Маранина С. Ю., 29.01.1990. Расш.: Москвина О. И., Попова И. С.
ЛЕГЕНДЫ
В Порховском районе записаны легенды о Иисусе Христе, Иоанне Предтече, местночтимом монахе-отшельнике Никандре — основателе Никан-дровой Пустыни, расположенной на севере Пор-ховского района. Часть легенд вошла в описание календарных обрядов, поскольку в них объясня­лось происхождение тех или иных календарных обычаев (обычай красить яйца в Пасху, запрет на огородные работы в день Усекновения Главы Ио­анна Предтечи).
В легендах объясняется происхождение мест­ных святынь — источников, святых камней. Один из наиболее характерных мотивов легенд, зафик­сированных на территории района, — проклятие святого.
№ 11. Проклятие святого Никандра
«Никандра хадйл. Это мама рассказывала. Он тоже был как святой — этот Никандра. Прихадйл к нам в дирёвню. Хадйл па дирёвне, прасйлся нача-вать. Никандра святой, преподобный Никандра.
Ну, ево так никто не пустил. Он залез в рей там, ва рью начавал.
В это время пришли цыгане, украли коней, а па-думали, што он. И яво там пабйли, издявалися там, били.
Он как стал на камень на этат, ну, на камень стал нагой. Так и астался след на камни. Такой бальшой камень — там, на краю диревнй (где васток — так вот сюда, в низины был). Как он стал на камень — так след астался на камне. Вот какой святой был!..

А после он сказал: "Быдьте вы проклятые, эта дирёвня, што вы меня пабйли! Уже кагда-нибудь уз­наете, какой я". И пашёл с дирёвни. А поели дирёв­ня скора сгарёла. Локать, вот Локать дирёвня — па-лавйна дирёвни сгарёла. Он праклянул дирёвню: "Будьте вы ни сыты, ни голодные!"
Эта дирёвня так "Памятью" и празнует — назы-ваетца "Память". Вот эта в честь Никандры эта "Память" — празник и называетца. Сядьмова актя-бря- "Память Никандра". "Препадобный отче наш Никандра, малй Бога о нас". Вот аны так этат Ми-кандрай стали празнавать».
д. Большой Волочёк, 2976-30, 31. Исп.: Фёдорова Р. В., 1929 (р. из д. Локоть). Зап.: Попова И. С, 26.01.1990. Расш.: Попова И. С.
№ 12. Происхождение святых источников
«[Никандр] ишёл. Притамйтца, захоче[т] пить. Он толька, гаваря[т], махнёт рукам, и ключок абра-заваитца — он папьёт. Папьёт, далыыи идёт. И вот как начавши с Лактя и да самой да Никандравскай Пустани — и всё пять ключков в яво сделана.
И сичас не заплывают, ништо, кагда ни пайдй… <…> Пайдёшь, бувала, в лес и захошь пить. Вада харашённая! Адйн ключок так савершённа на гор­ки, и вада дёржитца, а неглыбокай, с метр толька».
д. Луг, 2980-02. Исп.: Алексеева А. П., 1912 г. р. Зап.: Архипова М. В., 25.01.1990. Расш.: Ивашина О. В. Вариант сюжета: Большой Волочёк 2976-32,
№ 13. Как во Пскове золотой крест с собора не могли снять
«В саборе в Пскове был залатой крест. Ну, и за-хатёли, штобы снять. Иконы-та снимали. Им золо­то нада было, маладёжь. Ну, разряшйла влас[т]ь. "Каму лез[т]ь, каму лез[т]ь?" Адйн храбрый палёз: "Я сниму!" Палёз. Толька далёзе[т] до креста, хочет снять, как ветер махнёт!.. Так он в реку, с канцбм. Яво не найдут. Другой: "Я палёзу, я сниму!" — "Ну, палязай". Тот палёзит. Толька да креста далёзит, што снять, и таво так — и тот в реку, с канцбм.
Вот тяпёрь ня знаю. Я в Пскове давно не была, не знаю — снятый этай крест залатой или не-е… А тагда, кагда ужо хатёли снять — не маглй».
д. Луг 2980-02. Исп.: Алексеева А. П., 1912 г. р. Зап.: Архипо­ва М. В., 25.01.1990. Расш.: Москвина О. И., Попова И. С.
Раздел 10 ТРАДИЦИИ НАРОДНОЙ МЕДИЦИНЫ, ЗАГОВОРЫ
Основные сведения о традиционной народной лечебной практике были получены от Антонины Васильевны Фёдоровой (1925 г. р.) и Раисы Василь­евны Фёдоровой (1929 г. р.). От них было записано более 20 текстов заговоров с комментариями. Сре­ди них: заговоры от «сглаза», «уроков», «ветряного перелома», зубной боли, на лечение детских болез­ней («крика»), грыжи, зоба, ячменя, чирья, укуса змеи, кровотечения, ломоты суставов, болезней до­машней скотины. Записаны также два текста заго­вора-оберега «от гада». Зафиксированы подробные описания процедуры лечения различных недугов. Получена информация о способах передачи знахар­ских знаний, рассказы о колдовстве.
Основной принцип традиционной народной ме­дицины основан на вере в целительную силу раз­личных ритуальных предметов и материалов, силу слова. Многие болезни вылечивались с помощью «СВЯТОЙ ВОДЫ».
Так описывается приготовление святой воды для лечения -«сглаза», «худого глаза»: «Приходишь ты к рякй или же к канавке, вот где вадйчка, и га-ворйшь: "Мастырьянская вадйчка". Ну, святая ва­дйчка. Придёшь на речку и гаворйшь. [Надо] за-чёрнуть вадйчки, рячной вады, и прачитать, и па­том самой абмытьца» (Ожёво 2986-29). «Вот вядро стайт. Ты вот ня так — к себе — черпай ваду, а от се­бя — вот так, [кружкой], сколько начёрпнешь. Хоть палавйна, хоть сколько. Стишок вот три раза ска­жи и три раза сплюнь. Потом иконочку надо мыть — «Божью Матерь» или «Исуса Христа». Ложечку маленьку вазьмёшь, три раза так смоишь иконку. Углы [стола] памоишь. Суда, патом на эту сторону. Вот на тот угол три раза. Патом на этот угол, и па­том на этот, штоб крест-накрест был. Крест-на­крест моишь. Патом три уголька суда кинешь и сольки три раза помаленьку кинешь. Этот стишок прочитаешь напроти[в] этой вады. И везьде-везьде намоисся. Патом вот туда наиспашку выльешь, на пятки [дверные петли] ваду» (Большой Волочёк 2976-14, 18).
Приготовление святой воды сопровождалось произнесением заговоров и кратких заговорных формул. «Взять вады, сколько пачёрнешь. И три раза нажом [надо] крестить и спрыснуть: Куда вада, туда худаба!
Спрыснешь эта вот так вот, дапустим, человека, у каво болит и гаварйть:
Куда вада, туда худаба!
Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь.
Вады-та зачернишь — скока зачернеть. Уже больше не повторяй. Вот, например, взял кружку -раз! И нажом вот эту вадйчку в кружке крястйшь. Прямо в кружке» (Ожёво 2986-32).
Чтобы младенец не кричал и хорошо спал, «вазьмёшь в рот вадйчку эту и спрыснешь ребёнка» (Ожёво 2986-15). Оставшуюся после лечения воду выливали. «Час[т]ь спрыснешь, а патом эту взять ваду и вот так — через левое плячо — вот так — остат­ки и вылить, и сказать:
Куда вада, туда худаба!
Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь»
(Ожёво 2986-32).
При лечении «волоса» заговор наговаривали на КАМНИ И КОЛОСКИ. «Сколько цветов волос, столько нужно набрать колосьев. А патом забрать три камышка, нагреть их, [чтобы] гарячи [были]. И вот над этим камешкам палажйть эти калосики. И держать то бальное места, где там "волас". И га­варйть:
Вблас, волас,
Выхади на колас!
Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь.
И колосики обвива[ются] "воласом" — волосин­кам таким» (Ожёво 2986-14).
При лечении укуса змеи заговор читался на СЫРОЕ ЯЙЦО И ТАБАК, которые тем самым приобретали магическую силу. «Забираешь яйцо сырое и табаку туда шшепотачку, и размешаешь. И над этим яйцом почитаешь то же самое и пама-жешь. Где укус, скусана, намажешь. И патом вазь­мёшь вот так прям пальчикам — крестикам. И апять, начинаешь снова [читать]. Прочитаешь, эта же са­мое снова прочитаешь. Вот так крестишь и прочитаешь. Назавтра уже всё — никакой опухали не будет. <…> Пока разговариваешь, всё время кре­стить [надо]» (Ожёво 2986-10).
При помощи табака лечили грыжу. «В пупке грыжа была, ничем не взяли, только этым табаком». Рассказывали, что сначала «нада покусать зубам эту грыжу два раза», потом размачивать табак. «Табак вазьмёшь в вадйчку гарячую, ну, в кружечке. Завя­жешь марличку и в этый вады падёржишь.
Вбльга, Вольга! Аминь, аминь! Грыжа, убярйся!
Вольга, Вольга, Вольга!
Аминь, аминь!
Грыжа, убярйся!
Грыжа, ачйстись, убярйсь!
Вольга!
Аминь, аминь! Тьфу-тьфу!
Вот нада поговорить и закусить три раза. Вот так покусать маленько. Три раза плюнуть: "Тьфу-тьфу!". А патом табаком — тёпленькай на живот по­ложишь, где грыжа, и привязать. Ана и сама уйдёт. Поправитца» (Большой Волочёк 2976-21).
При лечении ломоты в руках («вот так кисть ло­мит, эта ана вот так скрыпйт») использовалась ШЕРСТЯНАЯ НИТКА, с завязанными на ней де­вятью узлами. «Берёшь шерстяную ниточку, и вот таким манерам начинаешь [читать заговор]. Потом завязываешь руку или там, где ломит. Завязываешь эту ниточку над этай [рукой] и забираешь вот так, трём пальцам — так, как обычно крест — и гаворйшь [заговор]» (Ожёво 2986-21). Затем этой ниткой при­вязывали веник к больной руке и приговаривали:
«Как мая нитка не хрястйт,
Так и рука не хрястй.
Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь»
(Ожёво 2986-28).
Произнося магическую закрепку, сплевывали «через левое плечо». Нитку на руке носили три дня, а после снимали и привязывали «к асйны».
При лечении различных недугов широко ис­пользовалась СИМВОЛИКА КРЕСТА, КРУГА. «Крест — эта как аружия челавёка» (Ожёво 2986-21).
При лечении чирья вокруг больного места клю­чом очерчивали круг: «Берёшь замок, вот ключ с замка з дырачкай. Падходишь. На [о]кне вот такой сук. Абычна где? На аблйтке вот такие есь — сук (абычно сучок такой, где бывший сучок, кружочек). Этам самым ключом абводишь этат сук и гаварйшь:
Сук, сук, вазьмй свой сук,
А мне дай чистату.
Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь.
И берёшь чирий, после этава абводишь чирий. Ровненько абводишь и гаварйшь:
Сук, сук, вазьмй свой сук,
А мне дай чистату.
Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь.
Где начал абводйть, там и кончил, круг такой. И апять. Девять раз прочитаешь. И всё — чирий ис­чезает. Раз на окне, раз на руке или там, где чирий. И всё исчезает» (Ожёво 2986-19).
Различными способами лечили «сабачью ста-расть» или «шшатйну у рябёнка». Считалось, что приобретение этого недуга у ребенка связано с не­соблюдением правил и запретов беременной жен­щиной. «Нельзя, вот кагда беременна, нельзя нича-во трогать. Кошку нельзя, сабаку нельзя, через ве­рёвку нельзя перехадить. [Если] пайдёшь через ве­рёвку беременная, у тебя будет ребёнок пуповиной

 

[обвит]. Сабачья, кошкина тоже пристанет кака-то шерсть» (Большой Волочёк 2976-29). Чтобы выле­чить «щетину», «выстрякают с груди малако и трут па тельцу»: «Пряма как шшатйна выходит аттуда-ва. Вот эту шшатйну-та я увйдывала, как бабы [ле­чат]. Садйтца бабка на парог, бярёт веник и вот и приговаривает там. Етат веник всё ножиком [секёт]. Кладёт веник и всё вот так водит, и приговаривает» (Большой Волочёк 2976-29).
Важнейшее место в лечении принадлежало за­говорам, которые назывались «божественными стишками». Молитвенные обращения к Господу Богу, Пресвятой Богородице органично входили в процедуру избавления от болезни.
«Приносят там младенца, <…> и вот говоришь. Вазьмёшь яво — дитё, и прежде так фукнешь на гры-жу-ту, на больно место и гаворйшь. Просто внима­тельно смотришь на это [место] — на пупавйну или там на яичка — и гаворйшь:
Как пакойник закрёпши, закалинёвши, Так и ты, грыжа, закрепни, закаменей В белом теле, в горячей крови. Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь.
Вот этак фукнешь. Прочитаешь девять раз и па­том и гаворйшь:
В час добрый! Памолисся Госпаду Богу:
Госпади Боженька! Памагй Ты, Посабй Ты рабу Божьему [Ивану]!
Потом иду в церковь, ставлю свечку Госпаду Богу и малюся, шоб Гасподь дитё поправил. Тагда нужно [обязательно поясочек и туда пять копеечек зашить, в марлечку, и палажйть, штоб ана [грыжа] не расшйривалась больше, если уже запущаная, большая. Ну, и раза три принясут. Потом дитё по-правляетца. Неделю так приносят, када у каво ско­ка есь время. Абычно, если сразу как вот в час доб­рый, во святой час, бывает, небольшая — сразу [пройдет]» (Ожёво 2986-11).

Важную роль играли СПОСОБ И УСЛОВИЯ ПРОИЗНЕСЕНИЯ ЗАГОВОРА. Текст наговари­вался шепотом — «уже шёптоисси» (Ожёво 2986-29) или обычным голосом — «Как хошь, так и говори; хошь тихонько, хошь громко — всё равно» (Боль­шой Волочёк 2976-17). «Как хочешь, как тебе есь желания. Ну, абычно разговаривать вот так же, как мы с табой разговариваем. Как говорю, так и заго­вариваю» (Ожёво 2986-10).
По имеющимся комментариям, лечение должно проводиться без посторонних глаз, в непосредст­венном контакте больного и заговорщицы. «[Чу­жих не должно быть], патаму што чужой глаз, а у чужих — глаз есь вредный. Никаво чужих! Адйн на адйн загавариваетца» (Ожёво 2986-10). Заговарива­ли так, чтобы воздух изо рта попадал непосредст­венно на больное место или на предметы и матери-алы, с помощью которых осуществлялось лечение,  ворить. Проста здесь как-то, как гипнозйроватца.
— «это же твой с[вя]той дух». Произносили заговор    

И апять смотришь на рану вот так, где кров[ь] появ-
до тех пор, пока не почувствуют, что «это не пайдёт     ляетца. И говоришь:
в пользу». Магическое значение имел количествен-                 у матушки Руды
ный фактор — текст говорили «в таком количестве,                 Нет ни крови, ни зямлй.
што три, девять, двенадцать [раз]» (Ожёво 2986-13).                 ТьФУ! Аминь. Тьфу! Аминь. Тьфу! Аминь.
При лечении зоба важны были временные уело-           Кров[ь] перестаёт. Но смотреть нужна на рану
вия произнесения заговорного текста. «Смотришь     внимательно, ат души, настолька внимательно ну-
на месяц, вечером. И держат бальное место. Пасмо-     жна смотреть. И проста ты даже атарвёсся ата вся-
тришь на месяц и гаворйшь:                                           во. Вот так смотришь, и кровь перестаёт» (Ожёво
На што гляжу — тот прибывает,                              2986-13).
За што дяржусь — тот убывает.                                      В благодарность за лечение нельзя было гово-
Держать — вот таким манерам — пальчикам на-     рить спасибо. «Ну вот, например, я заговорила те-
крест» (Ожёво 2986-26).                                                  бе, а ты говоришь "спасибо", а говорить не надо
Кровотечение лечили, пристально всматрива-     "спасибо". [Надо]: «Дай, Боженька, здаровьица!»
ясь в больное место в момент произнесения загово-     (Ожёво 2986-10). Считалось, что с заговорщицами
ра. «Тожа, бывает, кров[ь] идёт и идёт, а надо заго-     нельзя расплачиваться деньгами.

Источник